Преступления, связанные с неисполнением судебных постановлений

ВВЕДЕНИЕ

 

Актуальность темы исследования обусловлена необходимостью дальнейшего укрепления авторитета судебной власти, поддержания должного уровня защиты прав и законных интересов граждан, общества и государства, как неотъемлемых атрибутов современного правового государства. При этом высокое качество правосудия достигается не только законными и обоснованными судебными постановлениями, но и результативностью их исполнения. Обязательность судебных постановлений следует из конституционно-правового смысла государственной обязанности по защите прав и свобод человека и гражданина (ст. 2 Конституции РФ) и гарантии судебной защиты прав и свобод человека и гражданина (ч. 1 ст. 46 Конституции РФ) .

Криминальное неисполнение судебного постановления связано с неразрешением в полной мере имеющегося правового конфликта, что создаёт почву для его продолжения или усугубления. Неисполнение судебного постановления зачастую влечёт значительные материальные потери стороны, правомерность поведения которой подтверждена судом. Нарушение принципа обязательности исполнения судебного постановления дискредитирует государство в лице его судебных органов власти.

Обязательность и неукоснительность исполнения судебных постановлений обеспечивается средствами государственного принуждения, в числе которых особое место занимают уголовно-правовые инструменты в виде предписаний об ответственности за неисполнение судебных постановлений (ст. 312-315 УК РФ). При этом в последние годы наметилась тенденция расширения криминализации деяний в сфере исполнения судебных постановлений (ч. 3 ст. 314, ст. 3141, ч. 1 ст. 315 УК РФ), что предопределяет целесообразность теоретико-правового исследования уровня эффективности соответствующих новелл. Научный анализ имеющегося комплекса уголовно-правовых средств противодействия преступлениям, связанным с неисполнением судебных постановлений, выступит основой для систематизации, уточнения и развития знаний в этой сфере. 

В условиях изменяющегося уголовного законодательства об ответственности за неисполнение судебного постановления, правоприменитель нуждается в теоретически обоснованных рекомендациях и разъяснениях, которые будут способствовать единообразию практики квалификации преступлений и, в целом, повышению эффективности уголовно-правового противодействия данным общественно опасным деяниям.

Таким образом, диссертационное исследование уголовно-правовых средств противодействия преступлениям в сфере исполнения судебных постановлений позволит восполнить имеющиеся теоретические пробелы, выработать предложения по совершенствованию отечественного уголовного законодательства и рекомендации по квалификации данных преступлений.

Степень научной разработанности темы исследования. Изучением уголовно-правовых проблем противодействия преступлениям против правосудия занимались такие учёные, как А.В. Бриллиантов, А.В. Галахова, А.С. Горелик, Иногамова-Хегай Л.В., Н.Р. Косевич, Ю.И. Кулешов, Л.В. Лобанова, А.И. Чучаев и др. Признавая значительный вклад указанных авторов в разработку уголовно-правовой характеристики преступлений против правосудия и частных правил их квалификации, нельзя не отметить, что многие вопросы, связанные с пониманием признаков преступлений против обязательности исполнения судебных постановлений, а также уголовно-правовой оценкой их проявлений, требуют обновлённых решений. Имеющиеся труды были подготовлены преимущественно до законодательной корректировки системы преступлений, связанных с неисполнением судебных постановлений. Кроме того, комплексного монографического исследования уголовно-правовых аспектов противодействия неисполнению судебных постановлений не проводилось. В целях восполнения имеющихся теоретических пробелов, а также для разработки предложений по совершенствованию отечественного уголовного законодательства и рекомендаций по квалификации фактов неисполнения судебного постановления необходимо проведение специального диссертационного исследования.

Цель исследования состоит в разрешении теоретических и прикладных проблем, связанных с уголовно-правовой оценкой неисполнения судебного постановления, а также в разработке предложений по совершенствованию нормативной регламентации ответственности за преступления, связанные с неисполнением судебных постановлений, и правил их квалификации.

Для достижения обозначенной цели были поставлены следующие исследовательские задачи:

1) определить юридическую природу обязательности судебных постановлений как одного из важнейших принципов правосудия; 

2) охарактеризовать уровень общественной опасности преступлений в сфере исполнения судебных постановлений; 

3) изучить зарубежный опыт криминализации деяний, связанных с неисполнением судебных постановлений; 

4) рассмотреть признаки незаконных действий в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации; 

5) дать уголовно-правовую характеристику состава побега из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи; 

6) проанализировать признаки уклонения от отбывания ограничения свободы, лишения свободы, а также от применения принудительных мер медицинского характера; 

7) определить юридически значимые признаки состава уклонения от административного надзора или неоднократного несоблюдения установленных судом в соответствии с федеральным законом ограничения или ограничений; 

8) рассмотреть признаки состава неисполнения приговора суда, решения суда или иного судебного акта; 

9) выявить проблемы квалификации преступлений в сфере исполнения судебных постановлений и сформулировать рекомендации по их разрешению; 

10) разработать перспективные пути совершенствования российского уголовного законодательства об ответственности за неисполнение судебных постановлений.

Объектом исследования является комплекс общественных отношений, возникающих в связи с уголовно-правовой оценкой фактов неисполнения судебных постановлений.

Предмет исследования составляют: уголовно-правовые признаки преступлений, связанных с неисполнением судебных постановлений; зарубежный опыт нормативной регламентации ответственности за неисполнение судебных постановлений; проблемы квалификации деяний, связанных с неисполнением судебных постановлений.

Методологической основой выступают категории и принципы диалектики: всесторонность, объективность, связь теории и практики. В ходе исследования использованы общенаучные (анализ, синтез, индукция, дедукция, описание, классификация) и частно-научные (системно-структурный, формально-логический, сравнительно-правовой, анализ документов, экспертный опрос) методы познания. 

Нормативная основа исследования представлена Конституцией России, решениями Конституционного Суда Российской Федерации, международными правовыми актами (Венская декларация о преступности и правосудии: ответы на вызовы XXI века, Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам, Конвенция Организации Объединенных Наций о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений и др.), УК РФ, ГПК РФ, АПК РФ, иными федеральными законами и подзаконными актами.

Исследование компаративных аспектов ответственности за прикосновенность к преступлению осуществлялось на основе уголовного законодательства зарубежных государств (в частности, УК Франции, УК ФРГ, УК Швеции, УК Республики Болгария, УК Республики Польша, Закон об уголовном праве Израиля, УК стран СНГ и др.).

Теоретическую основу исследования образуют достижения отечественной науки уголовного права, составляющие учение о преступлении и составе преступления (Я.М. Брайнин, А.В. Бриллиантов, Л.Д. Гаухман, Н.Г. Кадников, М.П. Карпушин, В.П. Коняхин, В.Н. Кудрявцев, Н.Ф. Кузнецова, В.И. Курляндский, Ю.Е. Пудовочкин, А.И. Рарог, А.Н. Трайнин и др.); учение о преступлениях против правосудия (А.В. Бриллиантов, Д.Ю. Виноградов, В.В. Вороной, А.В. Галахова, А.С. Горелик, А.А. Гулый, А.И. Друзин, А.Л. Жуйков, Иногамова-Хегай Л.В., М.А. Князьков, Н.Р. Косевич, Ю.И. Кулешов, Е.А. Летягина, Л.В. Лобанова, А.Н. Оленьчева, О.Н. Румянцев, А.Д. Смиян, Д.А. Харьковский, А.И. Чучаев и др.).

 

 

1.1. Обязательность судебных постановлений как один  из важнейших принципов правосудия

 

Конституцией РФ гарантируется судебная защита прав и свобод человека и гражданина (ч. 1 ст. 46). Защита прав и свобод человека и гражданина является обязанностью государства (ст. 2 Основного закона РФ). Анализ данных положений позволяет утверждать, что реальная защита судом прав и свобод человека складывается, с одной стороны, из законного и обоснованного решения судом правового конфликта, а, с, другой стороны, из безусловного и безоговорочного исполнения соответствующего юридического решения. Относительно второго компонента судебной защиты прав и свобод человека и гражданина Конституционным Судом РФ выражена следующая позиция: в качестве неотъемлемого элемента права на судебную защиту – «как по буквальному смыслу закрепляющей его статьи 46 Конституции Российской Федерации, так и по смыслу, вытекающему из взаимосвязи этой статьи с другими положениями главы 2 "Права и свободы человека и гражданина" Конституции Российской Федерации, а также общепризнанными принципами и нормами международного права, – предполагается обязательность судебных решений» .

Собственно говоря, при несоблюдении принципа обязательности судебных постановлений, судебная защита прав и свобод человека и гражданина теряет всяческий смысл. В противном случае даже законные и обоснованные судебные решения, не обеспеченные гарантированным их исполнением, превращаются в малозначащие декларации. 

Нормативные предписания об обязательности судебных постановлений образуют целую систему. Их определённые предпосылки имеются в Основном законе РФ, регламентированы они на общеправовом уровне и на уровне отраслевого правового регулирования. Наличие такой системы норм об обязательности судебных постановлений не только свидетельствует о значимости этих общественных отношений, но и в определённой степени влияет на реальное исполнение данного принципа. Анализируемые законодательные положения строго указывают, во-первых, на безоговорочную необходимость исполнения судебных постановлений, а, во-вторых, на адресатов такого требования – ими, по сути, являются абсолютно все лица без каких-либо исключений и ограничений.

Рассматриваемые нормативные предписания обладают силой непосредственного действия. Закон не предусматривает каких-либо препятствий для прямого применения требования об обязательности судебного постановления. Вместе с тем все изложенные нормативные положения об обязательности судебных постановлений не предусматривают каких-либо санкций за несоблюдение данного принципа. Соответствующие санкционные ресурсы представлены в административном и уголовном законодательстве. 

В юридической литературе отмечается, что по «обязательности исполнения судебное постановление приравнивается к закону» . С данным утверждением можно согласиться с определёнными оговорками. Это высказывание необходимо расценивать всё-таки в качестве условного сравнения. Оснований для отождествления закона и судебного постановления недостаточно, как минимум, из общетеоретических соображений. Судебное постановление преимущественно имеет персонифицированный характер, поскольку затрагивает интересы конкретного лица или группы лиц. В свою очередь законодательный акт адресован неограниченному кругу лиц. В то же время в вопросе обязательности исполнения указанные виды правовых актов имеют определённую схожесть. Так же, как и закон, судебное постановление должно быть исполнено независимо от каких-либо условий. Отчасти можно провести «параллели» и в контексте строгости исполнения законов и судебных постановлений. Есть законы, несоблюдение которых не влечёт вообще никаких правовых последствий, так и неисполнение отдельных судебных постановлений может оказаться без реакции.

Стоит отметить, что вопрос обязательности судебных постановлений имеет своеобразное отражение через призму разделения власти на законодательную, исполнительную и судебную. Как выше рассмотрено, судебное постановление в контексте обязательности его исполнения имеет некоторые общие черты с актами законодательной власти. При этом исследовательский интерес в этом ракурсе представляет и вопрос о соотношении обязательности исполнения судебных постановлений и актов исполнительной власти.

Если судебные постановления являются исключительно правоприменительными актами, то документы органов исполнительной власти могут иметь как аналогичный характер, так и могут обладать свойством нормативно-правового акта. Нормативно-правовые акты, исходящие от органов исполнительной власти, по силе своей обязательности приблизительно равны законодательным актам. Что же касается правоприменительных, распорядительных актов органов исполнительной власти, то они также обязательны для исполнения. И сразу обращает на себя внимание тот факт, что в отличие от судебных постановлений, обязательное исполнение которых распространяется на любые категории физических и юридических лиц, ненормативные акты органов исполнительной власти, как правило, имеют определённые ограничения в этом ракурсе. Во-первых, обязательность исполнения таких документов будет определяться категорией субъекта принятия соответствующего решения, во-вторых, характером складывающихся правоотношений. Например, судьи, депутаты обладают в отдельных случаях иммунитетом при административном производстве, осуществляемом сотрудниками правоохранительных органов. Судебные постановления, как известно, не предполагают таких ограничений своего действия. Правоприменительные акты органов исполнительной власти, изданные в отношении лиц, к которым конкретный орган не обладает распорядительными полномочиями в определённой сфере правоотношений, также могут быть не обязательными.

Отличается и санкционная составляющая обязательности судебных постановлений и правоприменительных актов органов исполнительной власти. Неисполнение первых может влечь административную или уголовную ответственность. Что же касается вторых, то применительно к подобным ситуациям не предусмотрено каких-либо специальных уголовно-правовых или административно-правовых запретов. Неисполнение правоприменительных актов органов исполнительной власти может быть квалифицировано по признакам неповиновения законным требованиям представителей этой ветви власти, влекущего административную ответственность. При этом очевидно, что такая ответственность менее строгая, по сравнению с потенциальной уголовной ответственностью за неисполнение судебного постановления.

В этой связи отчётливо себя проявляет бóльшее юридическое значение судебных постановлений в сравнении с правоприменительными актами органов исполнительной власти. Объяснением тому служат следующие обстоятельства. Так, применительно к сфере административного процесса в компетенции суда находятся в наибольшей мересущественные нарушения. Принятие решений по уголовным делам является исключительной прерогативой суда. В сфере гражданско-правовых отношений суды принимают свои постановления совершенно по различным категориям дел, от незначительных до чрезвычайно значимых. Кроме того, суды занимаются разрешением жалоб на действия органов исполнительной власти.

На основании изложенного можно утверждать, что обязательность исполнения судебных постановлений предопределяется как важностью разрешаемых вопросов, так и исключительной прерогативой судебной власти выступать в качестве арбитра в спорных ситуациях. Судом принимается независимое, властное и окончательное решение.

В этих условиях представляется возможным утверждение о том, что требование об обязательности судебного постановления может быть выполнено посредством исключительно исполнения судебного постановления. Единственным способом снятия обязательности исполнения судебного постановления может выступать его отмена вышестоящим судом по основаниям, предусмотренным законом.

М.А. Князьков выделяет три группы общественных отношений, складывающихся в связи с обеспечением общеобязательности судебных постановлений:

«1. Отношения суда со стороной, проигравшей судебный спор, в содержание которых включается выполнение данным подвластным субъектом определённой или признанной судом обязанности, вытекающей из содержания материально-правового отношения.

2. Отношения суда с органом и лицами, призванными обеспечить исполнение или принудительное исполнение судебных актов.

3. Отношения суда со всеми иными лицами, обязанными воздерживаться от поведения, которое способно затруднить исполнение судебного акта» .

В целом соглашаясь с изложенной группировкой общественных отношений, возникающих в связи с реализацией принципа обязательности судебных постановлений, на наш взгляд, представляется целесообразным внести определённые коррективы и уточнения. Так, выделяя первую группу общественных отношений, автор, вероятно, упускает из виду, что судебное постановление не обязательно всегда адресовано стороне, проигравшей спор. Например, в делах об установлении фактов, имеющих юридическое значение, проигравшей стороны может и не быть вовсе. При этом взамен такой стороны может фигурировать другой адресат или адресаты соответствующего судебного постановления. Им может быть нотариус, ведущий наследственное дело, органы ЗАГСа и т.д.

Вторая группа общественных отношений очевидно связана, прежде всего, со службой судебных приставов. Сюда же могут быть отнесены сотрудники кредитных организаций при обеспечении исполнения арестов счетов, бухгалтерии организации при обращении взыскания на заработную плату сотрудника. В рамках данной группы, по нашему мнению, должна выделяться и сторона, в пользу которой вынесено конкретное решение. Как правило, этот субъект общественных отношений в большей степени заинтересован в реализации принципа обязательности судебного постановления. Процессуальная роль такого лица непременно требует включения его в эту группу общественных отношений наряду с иными субъектами.

Третья группа общественных отношений охарактеризована, на наш взгляд, вполне исчерпывающе. 

Обобщая изложенное, представляется необходимым сделать следующие основные выводы:

1) существующие нормативные предписания об обязательности судебных постановлений образуют целую систему. Их определённые предпосылки имеются в Основном законе РФ, регламентированы они на общеправовом уровне и на уровне отраслевого правового регулирования. Наличие такой системы норм об обязательности судебных постановлений не только свидетельствует о значимости этих общественных отношений, но и в определённой степени влияет на реальное исполнение данного принципа;

2) нормативные предписания об обязательности судебных постановлений обладают силой непосредственного действия. Закон не предусматривает каких-либо препятствий для прямого применения требования об обязательности судебного постановления;

3) в разрезе обязательности исполнения судебные постановления обладают отдельными свойствами закона. При этом судебные постановления нередко превосходят по степени обязательности правоприменительные акты органов исполнительной власти. Более строгие санкции установлены за неисполнение судебных постановлений;

4) обязательность исполнения судебных постановлений предопределяется как важностью разрешаемых вопросов, так и исключительной прерогативой судебной власти выступать в качестве арбитра в спорных ситуациях. При этом судом принимается независимое, властное и окончательное решение;

5) обязательность исполнения судебного постановления всеми участниками общественных отношений проявляется, в том числе в недопустимости каких-либо вариантов отказа от исполнения под любым предлогом, в том числе и формального характера;

6) особые юридические свойства обязательности исполнения судебного постановления проявляются также в распространении данного принципа на органы судебной власти.

 

1.2. Общественная опасность преступлений в сфере исполнения судебных постановлений

 

Общественная опасность выступает фундаментальным признаком преступления. Именно данный признак традиционно используется в качестве основополагающего при определении степени обоснованности криминализации конкретного деяния. Изучение характеристик общественной опасности, помимо прочего, способствует полному уяснению социально-юридической сущности преступления.

Как было рассмотрено выше, преступления, связанные с неисполнением судебных постановлений, посягают на один из ведущих принципов осуществления правосудия – обязательность исполнения судебных постановлений. Представляется, что такая направленность деяния сама по себе уже отражает определённый уровень его общественной опасности. Такие преступления подрывают устои правосудия, что свидетельствует о необходимости противодействия им, в том числе и уголовно-правовыми средствами.

Анализ существующих уголовно-правовых предписаний об ответственности за неисполнение судебного постановления показывает, что законодатель в этом ракурсе основной упор делает на обязательности исполнения судебных постановлений по уголовным делам. Об этом свидетельствует, то, что ряд норм в этой сфере касается исключительно исполнения судебных постановлений по уголовным делам. Ответственность за неисполнение постановлений по не уголовным делам предусмотрена не только меньшим количеством норм, но и всегда наряду с запретами в сфере уголовного правосудия. Так, к числу норм об ответственности за неисполнение судебных постановлений в рамках уголовных правоотношений необходимо отнести предписания об ответственности за незаконные действия в отношении имущества, подлежащего конфискации (ч. 2 ст. 312 УК РФ), за побег из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи (ст. 313 УК РФ), за уклонение от отбывания ограничения свободы, лишения свободы, а также от применения принудительных мер медицинского характера (ст. 314 УК РФ), за уклонение от административного надзора или неоднократное несоблюдение установленных судом в соответствии с федеральным законом ограничения или ограничений (ст. 3141 УК РФ). В свою очередь уголовно-правовые запреты незаконных действий в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту, (ч. 1 ст. 312 УК РФ), а также неисполнения приговора суда, решения суда или иного судебного акта (ст. 315 УК РФ) связаны как с гражданско-правовой, административно-правовой, так и с уголовно-правовой сферой.

Представляется, такой расклад норм объясняется двумя основными факторами. Во-первых, исполнение судебных постановлений по уголовным делам, а также производным от них (в случае с административным надзором), как правило, связано с более значимой уголовно-правовой сферой правоотношений. Во-вторых, это обусловлено спецификой судебных постановлений по уголовным делам, характеризующейся большим разнообразием процессуальных решений, требующих дифференцированного к ним подхода.

Вместе с тем, исходным положением при характеристике уровня общественной опасности преступлений, связанных с неисполнением судебных постановлений, является их общее свойство причинять вред отношениям правосудия, а именно той их части, которая предопределена реализацией судебных актов. Неисполнение любого судебного постановления подрывает авторитет судебной власти, способствует росту недоверия к государственной власти в целом, дестабилизирует роль закона и правомерных методов разрешения споров и конфликтов. Всё это угрожает безопасному существованию государства, общества и отдельных его членов. 

Стоит подчеркнуть, что неисполнение судебных постановлений порождает не только неверие в справедливость государства, но и выступает серьёзным конфликтогенным фактором. Ведь, по сути, неисполнение судебного постановления – это нерешённый конфликт между сторонами гражданско-правового спора, государством и лицом виновным в совершении преступления и т.п. Эти условия могут обусловливать не только продолжение имеющейся конфликтной ситуации, но и новые инциденты. Человек, нарушенные права которого не восстанавливаются, зачастую может прибегать к неправовым способам решения проблемы.

Так, в рамках ст. 312 УК РФ установлена ответственность за неисполнение судебного постановления, вынесенного по различным категориям дел. При этом в ч. 2 ст. 312 УК РФ регламентирована наказуемость лишь в связи с неисполнением судебного постановления по уголовному делу. В то же время, по ч. 1 ст. 312 УК РФ могут быть квалифицированы факты неисполнения судебного постановления по любому виду судопроизводства. Законодатель признаёт преступление, сформулированное в ч. 2 ст. 312 УК РФ, более общественно опасным, поскольку, наряду со обозначенной сферой правосудия, оно касается итоговых судебных решений. В свою очередь, деяния, запрещённые ч. 1 ст. 312 УК РФ, преимущественно связаны с промежуточными судебными постановлениями, которыми дело не разрешается по существу.

Так, «Ч. признан судом виновным в незаконной передаче имущества, подвергнутого описи и аресту, будучи лицом, которому это имущество вверено. Преступления совершены при таких обстоятельствах. Ч., являющемуся должником по судебному приказу мирового судьи о выплате в пользу Межрайонной ИФНС недоимки и пени по транспортному налогу в общей сумме 92 428,92 руб., на основании которого возбуждено исполнительное производство, были переданы (вверены) на ответственное хранение – без права пользования: автомобиль марки МАЗ 5516А8-338 и прицеп самосвал МАЗ 856102-010, подвергнутые описи и аресту, наложенному начальником отдела – старшим судебным приставом Новооскольского районного отдела судебных приставов УФССП России по Белгородской области, составившего соответствующие акты и предупредившего Ч. под роспись об уголовной ответственности по ст. 312 УК РФ, в том числе за растрату, отчуждение или незаконную передачу подвергнутого аресту имущества.

Несмотря на это, Ч., являясь лицом, которому вверено на хранение подвергнутое аресту имущество, умышленно, из корыстных побуждений, будучи предупреждённым об уголовной ответственности по ст. 312 УК РФ, действуя незаконно, передал автомобиль марки МАЗ 5516А8-338 и прицеп самосвал МАЗ 856102-010 неустановленному лицу, не сообщив, что они подвергнуты описи и аресту, для последующей продажи и получения денежных средств на личные нужды» .

Изложенный пример демонстрирует, что неисполнение судебного постановления или затрудняет восстановление через суд нарушенных прав, или полностью исключает такое восстановление. В данном случае оценивался вопрос об интересах государства в лице налоговых органов.

В ст. 315 УК РФ, где также закреплена ответственность за неисполнение судебного постановления по любому виду судопроизводства, законодателем уровень общественной опасности оценен дифференцировано, но уже не по признакам сферы правосудия, а в зависимости от субъекта преступления. Менее строгое наказание предусмотрено в отношении лица, не обладающего какими-либо специальными признаками (ч. 1 ст. 315 УК РФ). В свою очередь усиленное наказание регламентировано за злостное неисполнение представителем власти, государственным служащим, муниципальным служащим, а также служащим государственного или муниципального учреждения, коммерческой или иной организации вступивших в законную силу приговора суда, решения суда или иного судебного акта, а равно воспрепятствование их исполнению (ч. 2 ст. 315 УК РФ).

И если общественная опасность неисполнения судебных постановлений в сфере гражданского и административного правосудия предопределяется главным образом тем, что подрывается авторитет судебной власти и не происходит восстановление нарушенных прав, то в сфере уголовного судопроизводства к этому добавляются ещё некоторые факторы. Дело в том, что неисполнение судебного акта по уголовному делу зачастую сопряжено с посягательством на такую функцию уголовного права как предупреждение преступлений, а также уголовно-исполнительную функцию исправления осуждённого.

Ярким примером в этом ракурсе служит уголовно-правовое предписание об ответственности за побег из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи (ст. 313 УК РФ). Как пишет В.А. Новиков, «общественная опасность побегов обусловлена тем, что они противодействуют исполнению приговора или меры процессуального принуждения, реализации задач и целей лишения свободы и ареста, подрывают авторитет органов уголовно-исполнительной системы и предварительного расследования. Такие лица, находясь на свободе, нередко совершают новые преступления» .

Следует отметить, что именно возможность совершения данными лицами новых преступлений значительно влияет на уровень общественной опасности преступлений, связанных с неисполнением судебных постановлений по уголовным делам. Данный факт при всём этом выступает в качестве отличительной особенности неисполнения судебных постановлений по уголовным делам в сравнении с аналогичными деяниями в иных сферах судопроизводства.

В этой связи нормы об ответственности за неисполнение судебных постановлений по уголовным делам необходимо признать нормами двойной превенции. Они позволяют противодействовать не только данному преступлению, но и другим общественно опасным деяниям, потенциальная возможность совершения которых появляется (или повышается) посредством неисполнения судебного постановления.

Указанные обстоятельства, безусловно, отражаются на уровне общественной опасности судебных постановлений в сфере уголовного правосудия. При этом в ряде случаев общественная опасность побега из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи может быть отягощена ещё и насильственным способом совершения данного преступления (ч. 3 ст. 313 УК РФ).

Подобным образом характеризуется общественная опасность и преступлений, предусмотренных ст. 314 и 3141 УК РФ. Обратим внимание на имеющийся в одной из названных норм акцент на предупреждение совершения новых преступлений. Так, в силу ч. 3 ст. 314 УК РФ, под уголовно-правовой запрет поставлено уклонение лица, страдающего расстройством сексуального предпочтения (педофилией), не исключающим вменяемости, от применения к нему принудительных мер медицинского характера. На наш взгляд, не возникает никаких сомнений в том, что законодатель сконструировал данное предписание в первую очередь в целях создания дополнительных инструментов противодействия совершению преступлений против половой неприкосновенности несовершеннолетних.

Особенностью преступлений в сфере исполнения судебных постановлений выступает законодательная конструкция их объективных сторон. Соответствующие составы преступлений являются формальными, то есть закон не связывает наступление уголовной ответственности с наступлением каких-либо общественно опасных последствий. При этом это отнюдь не означает, что неисполнение судебных постановлений не причиняет вред. Вред интересам правосудия, по нашему мнению, подразумевается по умолчанию. И более того, в отдельных случаях неисполнение судебного постановления способно причинить весьма существенный реальный ущерб. 

Как отмечается в Определении Конституционного Суда РФ от 26.10.2017 № 2257-О, «основанием уголовной ответственности является, согласно ст. 8 УК РФ, совершение деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного данным Кодексом. Общественно опасные последствия совершённого преступления – в зависимости от конструкции его состава: материального или формального – могут входить или не входить в число его обязательных признаков . Вместе с тем отсутствие указаний на такие последствия в диспозиции соответствующей статьи Особенной части данного Кодекса в качестве признака состава предусмотренного ею преступления не означает, что совершение этого преступления не влечёт причинение вреда или реальную угрозу его причинения. В правовой системе России преступлению – в отличие от иных правонарушений – присуща криминальная общественная опасность, при отсутствии которой даже деяние, формально подпадающее под признаки уголовно наказуемого, в силу малозначительности не может считаться таковым (ч. 2 ст. 14 УК РФ).

Федеральный законодатель, в рамках своих полномочий определяя содержание уголовного закона, устанавливает преступность тех или иных общественно опасных деяний, их наказуемость, а также порядок привлечения виновных к уголовной ответственности, учитывая при всём этом степень распространенности таких деяний, значимость охраняемых законом ценностей, на которые они посягают, и существенность причиняемого ими вреда . Именно поэтому ч. 1 ст. 73 УПК РФ признаёт подлежащим доказыванию обстоятельством наряду с событием преступления (п. 1) характер и размер вреда, причинённого преступлением (п. 4).

Общественно опасные последствия преступного деяния в виде определённого в количественном (стоимостном) или ином выражении вреда, который был им причинён или на причинение которого был направлен умысел виновного, могут как входить в число закреплённых диспозицией соответствующей статьи Особенной части УК РФ признаков, установление которых служит предпосылкой для правильной квалификации содеянного, в том числе по её части, предусматривающей более строгую санкцию, так и признаваться обстоятельством, отягчающим наказание (п. «б» ч. 1 ст. 63 данного Кодекса), но не влияющим на квалификацию самого деяния » .

Таким образом подчёркивается уголовно-правовое значение вреда, причиняемого преступлением. Даже если общественно опасные последствия не включены в конструкцию конкретного состава преступления, они в любом случае должны быть учтены при назначении наказания. Кроме того, вред от преступления непременно отражает уровень его общественной опасности.

Каждое из преступлений, нарушающих принцип обязательности судебных постановлений, безусловно, в первую очередь посягает на интересы правосудия в этой сфере. И далее вред уточняется в зависимости от содержания определённого преступления. Наибольшая вариативность возможного вреда имеет место при совершении преступления, запрещённого ст. 315 УК РФ. Следствием такого деяния может быть вред любого плана, в зависимости от существа правового конфликта, разрешаемого в рамках конкретного судопроизводства.

Преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 312 УК РФ, создаёт потенциальную угрозу дальнейшего исполнения окончательного решения суда. При этом соответствующая угроза и реальный вред, как правило, имеют материальное выражение. Имущественные интересы страдают и в результате совершения преступления, регламентированного ч. 2 ст. 312 УК РФ.

В свою очередь, неисполнение судебных постановлений в уголовно-правовой сфере не имеет столь чётко выраженного вреда. Иногда в приговорах судов по данной категории дел указывается на нарушение режима содержания в местах лишения свободы как следствие таких преступлений. Но, на наш взгляд, нарушение режима вряд ли можно расценивать в качестве вреда. Это скорее некоторое правовое состояние.

Как отмечалось выше, анализируемые преступления создают угрозу дальнейшей преступной деятельности виновных. Полагаем, что это обстоятельство, конечно же, очень сильно влияет на характеристику общественной опасности неисполнения судебного постановления в уголовно-правовой сфере. Но основания для признания такой угрозы или даже результатов её реализации прямым и непосредственным вредом от данных преступлений, по нашему мнению, отсутствуют.

Таким образом, представляется необходимым сделать следующие основные выводы:

1) изложенные положения подтверждают безусловно достаточный для криминализации уровень общественной опасности преступлений, связанных с неисполнением судебных постановлений. Эти деяния посягают на один из ведущих принципов осуществления правосудия – обязательность исполнения судебных постановлений, что является фундаментальным обстоятельством, свидетельствующем об их общественной опасности;

2) криминальное неисполнение судебного постановления связано с неразрешением в полной мере имеющегося правового конфликта, что создаёт почву для его продолжения или усугубления;

3) специфика общественной опасности данных преступлений предопределяется их отнесением в число общеправовых норм об обязательности судебных постановлений или в группу преступлений, выражающихся в неисполнении судебных постановлений в уголовно-правовой сфере. Первые нередко причиняют весомый материальный вред или создают угрозу его причинения, а также обладают потенциалом причинения иного вреда. Преступное неисполнение судебных постановлений в уголовно-правовой сфере, как правило, не влечёт прямого и непосредственного вреда, но создаёт угрозу дальнейшей преступной деятельности виновного.

 

1.3. Зарубежный опыт криминализации деяний, связанных с неисполнением судебных постановлений

 

Результаты сравнительно-правового анализа в разрезе изучения уголовно-правовой характеристики конкретного преступления или их группы, как правило, представляют довольно весомый исследовательский интерес. Объяснением тому служит не только возможность оценки положений действующего российского законодательства в сравнении с соответствующими родственными предписаниями в уголовном законодательстве иностранных государстве, но и открывающийся потенциал для поиска оптимальных механизмов уголовно-правовой охраны определённой сферы общественных отношений.

Традиционно уголовно-правовое компаративное исследование не может обойти стороной уголовное законодательство стран постсоветского пространства. Бывшие государства-участники СССР воспроизвели в своём уголовном законодательстве некоторые уголовно-правовые идеи советских времён. Зачастую некоторые из этих стран развивают свои уголовные кодексы «параллельно» с российским. Но нередко наблюдается реализация и весьма оригинальных подходов в нормативной регламентации ответственности за совершение общественно опасных деяний. 

Белорусское уголовное законодательство об ответственности за неисполнение судебного постановления представлено более расширенным перечнем норм. При этом такое расширение произведено за счёт увеличения количества предписаний об ответственности за неисполнение судебных постановлений в уголовно-правовой сфере. 

Следует констатировать, что белорусский законодатель внедрил у себя более строгую систему ответственности за неисполнение судебных постановлений, связанных с уголовными наказаниями. Думается, что подобный опыт может быть с успехом использован в отечественном уголовном законодательстве. 

В белорусском законодательстве уголовно-правовой запрет неисполнения судебного постановления в общеправовой сфере фигурирует в единственном числе. По УК Республики Беларусь наказуемым признаётся неисполнение должностным лицом вступившего в законную силу приговора, решения или иного судебного акта либо воспрепятствование их исполнению (ст. 423) . Отличительной особенностью данного предписания уголовного закона является отсутствие признака злостности, что может быть оценено, на наш взгляд, положительно. Отрицательной чертой обозначенной нормы выступает специальный субъект – исключительно должностное лицо. В соответствующей российской норме (ч. 2 ст. 315 УК РФ) субъектом, наряду с должностным лицом, может выступать служащий коммерческой или иной организации.

Предписания об ответственности за неисполнение судебного постановления, схожие с российскими, закреплены и в УК Азербайджанской Республики. Речь ведётся о побеге и об общей норме, устанавливающей ответственность за неисполнение судебного постановления. В силу ст. 306 УК Азербайджанской Республики, наказуемо злостное неисполнение решения, приговора, определения, постановления или приказа суда, вступивших в законную силу, а равно воспрепятствование их исполнению. Примечательно, что какие-либо признаки субъекта преступления не являются условием наступления уголовной ответственности по этой статье.

При этом в числе норм об ответственности за неисполнение судебного постановления отсутствуют уголовно-правовые запреты, связанные с административным (превентивным) надзором. Отсутствует и аналог преступления, сформулированного в ст. 312 УК РФ .

Весьма неординарный подход предпринят в новом УК Кыргызской Республики (2017 г.). И прежде всего это касается системно-структурных аспектов. Так, в первую очередь обращает на себя внимание тот факт, что в данном законодательном акте отдельная глава посвящена преступлениям против исполнения судебных актов и иных исполнительных документов (глава 47). При этом в неё включены как преступления, непосредственно посягающие на обязательность исполнения судебных постановлений, в виде побега из места лишения свободы или из-под стражи (ст. 349), уклонения от отбывания наказания в виде лишения свободы (ст. 350), неисполнение приговора суда осуждённым к штрафу (ст. 351), так и преступления, косвенно связанные с неисполнением судебного постановления, в виде угрозы или насилия в отношении сотрудника уголовно-исполнительной системы (ст. 352), группового неповиновения требованиям сотрудника уголовно-исполнительной системы (ст. 353), угрозы или насилия в отношении судебного исполнителя (ст. 354).

Вместе с тем такое общественно опасное деяние как незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации, (ст. 361) размещено кыргызским законодателем в главе о преступлениях против порядка управления .

Можно предположить, что обоснованием для невключения указанной ст. 361 УК Кыргызской Республики в главу о преступлениях против исполнения судебных актов и иных исполнительных документов служит идея расширения криминализации такого деяния. Размещение данной нормы в главе о преступлениях против правосудия, как это реализовано в УК РФ, ограничивает сферу её действиями судебными арестами и описью имущества. Соответственно незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту административными органами, например, налоговой инспекцией, невозможно квалифицировать как преступление против правосудия. 

В УК Республики Молдова содержатся нормы, устанавливающие уголовную ответственность за неисполнение судебного постановления, подобные соответствующим российским предписаниям. В числе отличительных особенностей молдавского законодательства следует обозначить такие моменты, как расширенная криминализация неисполнения судебных постановлений в общеправовой сфере. В УК Республики Молдова криминализировано неисполнение судебного постановления после наложения на лицо наказания за правонарушение, то есть норма сконструирована с использованием административной преюдиции. При этом не требуется ни наличия признаков злостности неисполнения, ни признаков специального субъекта (ст. 320). Совершение такого преступления должностным лицом образует квалифицированный вид состава «Неисполнения решения судебной инстанции» (ч. 2 ст. 320).

Как представляется, специальной разновидностью данного преступления выступает деяние, предусмотренное ст. 320-1 УК Республики Молдова, диспозиция которой содержит следующее положение: «Умышленное неисполнение или уклонение от исполнения мер защиты жертвы насилия в семье, установленных судебной инстанцией в защитном предписании, наказывается …» . Молдавский законодатель тем самым подчёркивает значимость уголовно-правовой охраны отношений, возникающих по поводу защиты жертв насилия в семье.

Нормы таджикского уголовного законодательства об ответственности за неисполнение судебных постановлений в целом равносильны соответствующим российским предписаниям. Единственной особенностью, заслуживающей отдельного внимания, является наличие в статье о побеге примечания, предусматривающего специальное основание освобождения от уголовной ответственности: «Лицо, добровольно возвратившееся в трёхдневный срок в места лишения свободы или под стражу, освобождается от уголовной ответственности за побег, если в действиях этого лица не содержится иной состав преступления».

Данные обстоятельства во многих случаях действительно весьма существенно влияют на уровень общественной опасности побега. Такое влияние, на наш взгляд, может выводить деяние из разряда криминальных. Например, если побег совершён из колонии-поселения и в сжатые сроки лицо возвращается обратно. Согласно действующему российскому законодательству, подобное поведение может быть квалифицировано как малозначительное деяние (ч. 2 ст. 14 УК РФ). Полагаем, что наличие указанного примечания является обоснованным и этот аспект может быть использован при разработке мер совершенствования отечественного уголовного законодательства об ответственности за неисполнение судебного постановления.

Нормы об ответственности за неисполнение судебного постановления по УК Туркменистана тождественны соответствующим российским предписаниям в смысловом аспекте и не обладают какими-либо оригинальными особенностями . Отсутствуют содержательные различия в сравнении с российскими положениями уголовного закона и у норм, обеспечивающих обязательность судебного постановления, УК Республики Узбекистан. При этом в последнем нормативно-правовом акте реализован несколько иной подход к определению места уголовно-правовых запретов побега (ст. 222) и нарушения правил административного надзора (ст. 226) – они размещены в главе о преступлениях против порядка управления .

В уголовных законодательствах стран дальнего зарубежья, как правило, не имеется в таком количестве норм, предусматривающих ответственность за неисполнение судебного постановления. При этом в превалирующем большинстве государств регламентирован уголовно-правовой запрет побега.

В УК Турции, помимо прочего, предусмотрен комплекс норм, предусматривающих ответственность различных должностных лиц за способствование побегу, в том числе и неумышленное. 

Уникальные нормы в разрезе проводимого нами исследования закреплены в УК Франции. Например, в качестве разновидности побега там фигурирует нейтрализация прибора, позволяющего определять на расстоянии его присутствие или отсутствие в месте, определённом судьёй (п. 4 ст. 434-29) . В свете развития современных средств контроля передвижения, активно используемых, в том числе в правоохранительной сфере, данный момент представляет весьма значительный интерес.

По уголовному законодательству ФРГ, Республики Польша, КНР различные формы неисполнения судебного постановления также являются наказуемыми деяниями. При этом в содержательном плане они не имеют явных различий в сравнении с российскими аналогами .

Подводя итоги компаративного исследования зарубежного уголовного законодательства об ответственности за неисполнение судебного постановления, необходимо сделать следующие основные выводы:

1) неисполнение судебного постановления криминализовано в тех или иных объёмах в превалирующем большинстве изученных нами уголовных кодексов, что подтверждает широкое признание необходимости неукоснительного соблюдения принципа обязательности исполнения судебного постановления и уголовного преследования случаев отклонения от данного принципа;

2) в ходе проведённого сравнительно-правового исследования не выявлено ни одного уголовного закона, который бы не предусматривал ответственность за совершение побега. При этом в числе особенностей этого уголовно-правового запрета в различных национальных законодательствах целесообразно выделить следующие аспекты:

- в УК отдельных государств добровольное возвращение лица, совершившего побег, расценивается в качестве обстоятельства, освобождающего при определённых условиях от уголовной ответственности (УК Республики Таджикистан) или снижающего наказание (УК Турции);

- дифференциация уголовной ответственности в зависимости от типа места лишения свободы. В частности, установление облегчённой ответственности за самовольное оставление специальных пенитенциарных поселений (УК Республики Болгария);

- криминализация незаконных манипуляций с электронными устройствами слежения за перемещением человека, применяемыми в правоохранительных целях (УК Франции);

3) в отдельных странах осуществлена расширенная, в сравнении с российской, криминализация фактов неисполнения судебных постановлений в уголовно-правовой сфере. Например, в УК Республики Беларусь под уголовно-правовой запрет поставлено не только уклонение от отбывания ограничения свободы и лишения свободы, но и от иных видов наказания;

4) общие нормы об ответственности за неисполнение судебного постановления (аналоги ч. 2 ст. 315 УК РФ) зачастую характеризуются более широкой криминализацией деяний в этой сфере: отсутствует признак злостного неисполнения судебного постановления, не требуется наличия признаков специального субъекта (УК Азербайджанской Республики). В то же время нередко обозначенное преступление сконструировано с использованием административной преюдиции (УК Республики Молдова).

 

 

 

2.1. Незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации

 

Традиционно уголовно-правовая характеристика любого преступления предваряется исследованием признаков его объекта. Именно объект состава преступления выступает тем его элементом, который является исходным при квалификации преступления. Не в меньшей степени сказанное относится и к объекту состава незаконных действий в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации. 

Ввиду того, что уголовно-правовая норма, установленная ст. 312 УК РФ, размещена в главе 31 «Преступления против правосудия», видовым объектом данного преступления признаются интересы правосудия. И этот факт обычно не подвергается сомнениям в науке уголовного права. Что же касается непосредственного объекта данного преступления, то в юридической литературе можно встретить различающиеся подходы при его определении.

Так, А.В. Бриллиантов и Н.Р. Косевич пишут: «основным непосредственным объектом рассматриваемых преступлений являются интересы правосудия» . Стоит заметить, что подобное понимание непосредственного объекта преступления, запрещённого ст. 312 УК РФ, получило довольно широкое распространение. Вместе с тем этот подход очевидно является упрощённым, так как, по сути, авторы приравнивают основной объект преступления к видовому. На наш взгляд, в этом случае не исчерпан потенциал для уточнения характеристики непосредственного объекта состава преступления, его более детальное представление служит цели точной квалификации преступления.

Л.В. Иногамова-Хегай считает, что «основным непосредственным объектом преступления являются общественные отношения, обеспечивающие нормальную деятельность органов по исполнению судебного акта в связи с арестом имущества или денежных средств (вкладов) или специальной конфискацией имущества» . И.В. Дворянсков полагает, что преступление, предусмотренное ст. 312 УК РФ, посягает на «интересы судебной власти по поводу реализации судебного акта в связи с описью, арестом либо конфискацией имущества или денежных средств (вкладов)» .

Нет сомнений в том, что незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации, посягают на нормальную деятельность органов в связи с исполнением судебных постановлений. В то же время существо соответствующих общественных отношений, образующих непосредственный объект состава изучаемого преступления, может быть представлено иначе. Например, по мнению Д.Ю. Виноградова, «основным непосредственным объектом таких преступлений являются отношения, которым причиняют вред нарушения установленного порядка хранения имущества, подвергнутого описи или аресту в связи с исполнением судебных актов» . При этом автор считает, что в качестве дополнительного непосредственного объекта могут выступать «отношения, для защиты или восстановления которых вынесен исполняемый посредством ареста имущества судебный акт» либо отношения собственности. 

Как видно, автор при характеристике непосредственного объекта не ограничивается ссылками на нормальную деятельность, связанную с соответствующими правоотношениями по аресту имущества и применения иных мер. Д.Ю. Виноградов делает акцент на порядке хранения имущества, подвергнутого описи или аресту. И думается, это вполне оправданно, поскольку преступление, регламентированное ст. 312 УК РФ, посягает на отношения, обеспечивающие сохранность имущества, применительно к которому использованы запретительные меры.

Следует отметить, что вопросы обеспечения сохранности имущества в анализируемых ситуациях могут быть рассмотрены и в другой плоскости, а именно через призму обязательности судебных постановлений. Как утверждает Л.В. Лобанова, основной объект рассматриваемого состава преступления образуют «общественные отношения, обеспечивающие обязательность судебного акта о наложении ареста на имущество, а также создающие предпосылки для реального исполнения приговора или иного судебного акта в части гражданского иска, конфискации имущества, а равно иных имущественных взысканий» . 

При этом, говоря о сохранности имущества, стоит иметь в виду только полное соблюдение соответствующих судебных постановлений. И здесь актуализируется следующий аспект в характеристике непосредственного объекта рассматриваемого преступления. Многие авторы выделяют в качестве дополнительного непосредственного объекта состава незаконных действий в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации, отношения собственности. Представляется, что такое решение обусловлено законодательным указанием в тексте ст. 312 УК РФ на криминальность растраты, отчуждения, присвоения. При этом обоснованность подобного решения о признании отношений собственности дополнительным непосредственным объектом состава преступления, предусмотренного ст. 312 УК РФ, может быть поставлена под сомнение.

Признание отношений собственности дополнительным непосредственным объектом состава изучаемого преступления подразумевает охват нарушений права собственности. То есть хищение имущества, выступающего предметом ареста, описи или подлежащего конфискации, квалифицировалось бы только по ст. 312 УК РФ. На наш взгляд, данная ситуация является абсолютно неприемлемой. Уголовно-правовая норма, установленная ст. 312 УК РФ, не ориентирована на обеспечение охраны гражданско-правовых отношений собственности. Её доминирующей целью является обеспечение интересов правосудия. Сравнение максимальных санкций ст. 312 УК РФ и, например, ст. 160 УК РФ показывает, что нормы первой не охватывают уровень общественной опасности хищений.

Следовательно, при выявлении в конкретном деянии признаков хищения в какой-либо форме, наряду с признаками незаконных действий в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации, применению подлежат предписания, закреплённые главой 21 УК РФ, по совокупности со ст. 312 УК РФ при наличии необходимых признаков данных преступлений.

В этих условиях считаем неприемлемым выделять в структуре непосредственного объекта исследуемого преступления отношения собственности, которые подлежат уголовно-правовой охране посредством иных предписаний уголовного закона. Обеспечение сохранности имущества в контексте ст. 312 УК РФ всецело подчинено интересам правосудия.

С учётом изложенного построение определения непосредственного объекта состава преступления, регламентированного ст. 312 УК РФ, должно производиться на основе двух основных моментов: это обеспечение неукоснительного исполнения судебных постановлений и сохранности имущества. Имеются основания утверждать, что данные обстоятельства являются компонентами специальных правовых режимов имущества, устанавливаемых судебным постановлением. Посягательства, образующие признаки преступления, запрещённого ст. 312 УК РФ, нарушают названные правовые режимы. И именно общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением правового режима ареста имущества, составляют непосредственный объект рассматриваемого преступления.

Указанный правовой режим устанавливается в рамках как гражданского, так и уголовного судопроизводства. Так, согласно положениями главы 13 ГПК РФ, судом могут быть приняты меры обеспечения иска, в числе которых наложение ареста на имущество, принадлежащее ответчику и находящееся у него или других лиц (п. 1 ч. 1 ст. 140 ГПК РФ). В уголовном процессе наложение ареста на имущество отнесено в категорию иных мер процессуального принуждения. В соответствии с ч. 1 ст. 115 УПК РФ, арест имущества применяется для обеспечения исполнения приговора в части гражданского иска, взыскания штрафа, других имущественных взысканий или возможной конфискации имущества. В ч. 2 ст. 115 УПК РФ определено содержание правового режима ареста имущества: наложение ареста на имущество состоит в запрете, адресованном собственнику или владельцу имущества, распоряжаться и в необходимых случаях пользоваться им, а также в изъятии имущества и передаче его на хранение.

Таким образом, непосредственным объектом состава незаконных действий в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации, необходимо признать общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением устанавливаемого судебным постановлением специального правового режима имущества. При этом состав преступления, предусмотренный ст. 312 УК РФ, не имеет в своей структуре какого-либо дополнительного объекта. В случае, если нарушение обозначенного правового режима имущества сопровождается его хищением, то содеянное подлежит квалификации по совокупности преступлений. 

Обязательным признаком преступления, установленного ст. 312 УК РФ, выступает его предмет. Этим предметом является имущество – в ч. 1 ст. 312 УК РФ – это имущество, подвергнутое описи или аресту, а в ч. 2 ст. 312 УК РФ – имущество, подлежащее конфискации по приговору суда. Исходя из предложенной формулировки, не имеет значения, что это за имущество, какие-либо его характеристики, например, движимость или недвижимость, не имеют юридического значения. При этом требуется установить, что соответствующее имущество было подвергнуто описи или аресту либо подлежало конфискации.

Как пишет Д.Ю. Виноградов, «арест имущества – это процессуальное действие, выражающееся в идентификации, обеспечении сохранности и доступности имущества, а также предотвращении возможности незаконных распоряжения имуществом или обращения в пользу третьих лиц» . Такое действие предусмотрено как в рамках уголовного, так и гражданского (арбитражного) процесса.

Неоднозначно может быть истолковано понимание описи имущества. Стоит отметить, что в процессуальном законодательстве различной отраслевой принадлежности опись не закреплена в качестве какой-то самостоятельной процедуры. В этих условиях некоторые авторы допускают приравнивание ареста имущества и его описи. При этом такой подход разделяется не всеми. Например, по мнению А.А. Гулого, отождествление имущества, подвергнутого описи и подвергнутого аресту, не обоснованно. Автор полагает, что опись имущества может быть и не связана с его арестом и существовать отдельно от него .

На наш взгляд, последняя точка зрения не основана на законе. Опись имущества не закреплена в качестве самостоятельного процессуального действия. Ссылка на опись имущества имеется в российском законодательстве об исполнительном производстве, где она используется для обозначения акта о наложении ареста на имущество, который составляется при производстве процедуры ареста: «арест имущества должника … производится судебным приставом-исполнителем с участием понятых с составлением акта о наложении ареста (описи имущества)» . Следовательно, опись имущества – это документ, составляемый при производстве ареста имущества, содержащий перечень имущества, подвергнутого аресту. В этой связи опись имущества не может существовать в отдельности от ареста имущества, а выступает исключительно в подчинённой роли. Более того, считаем наличие указания в законе на опись имущества избыточным, поскольку опись имущества не обладает правовым значением в отсутствие его ареста.

А.А. Гулый считает, что предметом преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 312 УК РФ, может быть, в том числе, имущество, арестованное должностными лицами в административном процессе, а также имущество, арестованное в соответствии со ст. 77 НК РФ . Думается, что поводом к такому толкованию послужило отсутствие в тексте диспозиции ч. 1 ст. 312 УК РФ специальных указаний на круг лиц, накладывающих арест на имущество. При этом это не может служить основанием для такого произвольного толкования. 

Решение данного вопроса должно строиться на анализе месторасположения ст. 312 УК РФ в главе о преступлениях против правосудия, что уже однозначно свидетельствует об обязательной взаимосвязи с правосудием процессуального действия в виде ареста имущества. Следовательно, имущество, подвергнутое арестам, налагаемыми налоговыми, а также иными административными органами, не может выступать предметом состава преступления, предусмотренного ст. 312 УК РФ. Данный вывод нашёл поддержку 68 % респондентов, опрошенных в ходе проведённого нами исследования.

Законодательное описание объективной стороны данного преступления имеет сложный характер. Прежде всего, необходимо обратить внимание на криминальность различных действий в зависимости от характеристик предмета преступления. Так, в отношении имущества, подвергнутого аресту, наказуемы следующие манипуляции: растрата, отчуждение, сокрытие или незаконная передача. В отношении денежных средств, на которые наложен арест, уголовно противоправными являются банковские операции. Уголовную ответственность за незаконные действия с имуществом, подлежащим конфискации по приговору суда, влечёт его сокрытие или присвоение. Кроме того, ответственность по ч. 2 ст. 312 УК РФ наступает также за иное уклонение от исполнения вступившего в законную силу приговора суда о назначении конфискации имущества.

Сокрытие имущества подразумевает его утаивание от должностных лиц правоохранительных органов или судебных приставов. Так, «В. признан виновным в сокрытии имущества, подвергнутого описи или аресту, совершённому лицом, которому это имущество вверено, при следующих обстоятельствах. Судебным приставом-исполнителем возбуждено исполнительное производство в отношении должника В. на основании исполнительного листа о взыскании задолженности по договору потребительского кредита и об обращении взыскания на предмет залога – автомобиль. Надлежащим образом уведомленный о необходимости выполнения решений исполнительных документов, В. в добровольном порядке отказался исполнять решения суда, в связи с чем в рамках сводного исполнительного производства судебным приставом-исполнителем наложен арест на имущество и составлен акт о наложении ареста (описи имущества) на автомобиль, принадлежащий на праве собственности В. Он был назначен ответственным хранителем арестованного имущества и предупреждён об уголовной ответственности по ч. 1 ст. 312 УК РФ за растрату, отчуждение, сокрытие или незаконную передачу принятого на хранение имущества, о чём он расписался в акте описи и ареста имущества в присутствии понятых. 

При этом, являясь ответственным хранителем, арестованного имущества, В., осознавая, что имущество (автомобиль) арестовано и подлежит реализации, с последующим перечислением средств в счёт погашения долга, достоверно зная о последствиях за незаконные действия в отношении арестованного имущества, понимая противоправность своих действий, без уведомления судебного пристава- исполнителя, умышленно, осознавая общественную опасность своих действий, предвидя возможность и неизбежность наступления общественно опасных последствий и желая их наступления, из корыстных побуждений, будучи надлежащим образом предупреждённым об уголовной ответственности за отчуждение имущества, подвергнутого описи или аресту, из корыстных побуждений совершил незаконное сокрытие подвергнутого описи или аресту автомобиля, путём перемещения в другое место, где спрятал его, после чего сообщив судебному приставу-исполнителю, что автомобиль у него был похищен, тем самым нарушил нормальную деятельность органов правосудия по исполнению судебных решений» .

В свою очередь толкование признаков растраты, отчуждения и незаконной передачи вызывает определённые сложности, предопределённые, главным образом пересекающимся содержанием указанных терминов. Комментируя признаки объективной стороны состава преступления, предусмотренного ст. 312 УК РФ, А.А. Гулый приходит к выводу, что термин «отчуждение» фактически дублирует признак «растрата» . В принципе, то же самое касается и признака «отчуждение». Как свидетельствуют результаты анализа материалов судебной практики, в подавляющем большинстве подобных случаев правоприменителю для квалификации по ч. 1 ст. 312 УК РФ достаточно установить наличие признаков отчуждения, передачи в какой бы то ни было форме арестованного имущества.

Например, «И. признан судом виновным в отчуждении имущества, подвергнутого аресту, которое ему вверено на ответственное хранение, при следующих обстоятельствах. Согласно исполнительному листу, в отношении И. возбуждено исполнительное производство о взыскании алиментов, задолженность по которым составляет 437754,96 руб. В связи с тем, что вышеуказанное исполнительное производство должником не исполнялось, судебным приставом-исполнителем наложен арест на портативную колонку «JBL», модель «CHARGEK 3+» светло-зеленого цвета, б/у, в рабочем состоянии, по предварительной оценочной стоимости 500 рублей. Данное имущество передано И. с его личного согласия на ответственное хранение, режим хранения установлен без права пользования, владения и распоряжения. С ним заключён договор хранения, местом хранения определено место жительства должника. И. как ответственный хранитель был предупреждён об уголовной ответственности по ст. 312 УК РФ за незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации. Несмотря на это, И. умышленно, с целью получения денежного дохода, продал гражданке П. арестованную у него портативную колонку «JBL», модель «CHARGEK 3+» светло-зеленого цвета, б/у, в рабочем состоянии за одну тысячу рублей. Денежными средствами, полученными от продажи арестованного имущества, распорядился по своему усмотрению. Факт отсутствия арестованного имущества был выявлен в ходе проверки арестованного имущества с целью его изъятия и последующей реализации. Действиями по отчуждению арестованного имущества И. исключил возможность судебному приставу-исполнителю произвести взыскание алиментов по сводному исполнительному производству» .

Изложенный пример наглядно показывает, что в случаях незаконных действий с арестованным имуществом зачастую невозможно найти грань между растратой, отчуждением или передачей. Для описанной ситуации перечисленные термины практически равнозначны.

Для понимания существа банковских операций, совершаемых в отношении денежных средств, на которые наложен арест, целесообразно воспользоваться нормативным описанием таких действий. В силу ст. 5 Федерального закона «О банках и банковской деятельности», «к банковским операциям относятся:

1) привлечение денежных средств физических и юридических лиц во вклады (до востребования и на определенный срок);

2) размещение указанных привлечённых средств от своего имени и за свой счёт;

3) открытие и ведение банковских счетов физических и юридических лиц;

4) осуществление переводов денежных средств по поручению физических и юридических лиц, в том числе банков-корреспондентов, по их банковским счетам;

5) инкассация денежных средств, векселей, платёжных и расчётных документов и кассовое обслуживание физических и юридических лиц;

6) купля-продажа иностранной валюты в наличной и безналичной формах;

7) привлечение драгоценных металлов физических и юридических лиц во вклады (до востребования и на определённый срок), за исключением монет из драгоценных металлов;

7.1) размещение указанных привлечённых драгоценных металлов от своего имени и за свой счёт;

7.2) открытие и ведение банковских счетов физических и юридических лиц в драгоценных металлах, за исключением монет из драгоценных металлов;

7.3) осуществление переводов по поручению физических и юридических лиц, в том числе банков-корреспондентов, по их банковским счетам в драгоценных металлах;

8) осуществление переводов денежных средств без открытия банковских счетов, в том числе электронных денежных средств (за исключением почтовых переводов)» .

Вместе с тем пп. 7-7.3 данного перечня действий, квалифицируемых как банковские операции, не подпадают под признаки деяния в виде банковских операций с денежными средствами, поскольку в этих пунктах речь ведётся о драгоценных металлах. Отдельные из этих действий могут при определённых условиях расцениваться в качестве растраты, отчуждения или передачи имущества. 

Что касается присвоения имущества, предусмотренного ч. 2 ст. 312 УК РФ, то его содержание не следует понимать в смысле преступления, предусмотренного ст. 160 УК РФ (Присвоение или растрата) . В соответствии с п. 24 постановления Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате», «присвоение состоит в безвозмездном, совершённом с корыстной целью, противоправном обращении лицом вверенного ему имущества в свою пользу против воли собственника» . Имущество, подлежащее конфискации по приговору суда, может и не вверяться кому-либо. Например, когда речь ведётся о доходах, добытых преступным путём, об имуществе, выступавшем орудием или средством совершения преступления. Представляется, что присвоение в данном случае подразумевает в большей степени противоправное обращение в свою пользу безхозяйного имущества. Ведь, нередко имущество, подлежащее конфискации, не имеет законного собственника и не может его иметь вследствие его незаконного происхождения.

Уклонение от исполнения вступившего в законную силу приговора суда о назначении конфискации имущества означает препятствование обращению соответствующего имущества в доход государства. Такое препятствование может приобретать самые разнообразные формы, но их конкретное содержание не обладает квалифицирующим значением.

Что касается признаков субъекта исследуемого преступления, то они также имеют дифференцированный характер в зависимости от содержания деяния. Так, субъектом растраты, отчуждения, сокрытия или незаконной передачи арестованного имущества является лицо, которому это имущество было вверено. Уголовный закон не ограничивает потенциальный круг субъектов этого преступления какими-либо личностными признаками. В данном случае юридическое значение имеет факт вверения имущества. Лицами, которым соответствующее имущество вверено, могут быть совершенно посторонними в рамках конкретного дела. При этом, как свидетельствуют результаты анализа материалов судебной практики, часто такими лицами выступают сами должники.

Субъект осуществления банковских операций с арестованными денежными средствами также является специальным – им может быть исключительно служащий кредитной организации. Очевидно, что законодателем в этом случае подразумевается не абсолютно любой служащий, а именно такое лицо, которое использует свои служебные полномочия для совершения незаконных банковских операций с арестованными денежными средствами.

В силу буквального толкования уголовного закона, субъектом преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 312 УК РФ, может быть любое лицо. По крайней мере, в законе не обозначаются какие-нибудь прямые ограничения, препятствующие констатировать возможность совершения данного преступления общим субъектом. Теоретическое исследование подтверждает, что препятствовать конфискации имущества по приговору суда может любое заинтересованное в этом лицо. Это может быть как сам осуждённый по уголовному делу, так и его близкие, как, впрочем, и любые осведомлённые люди.

Важно отметить, что в уголовно-правовой науке допускается возможность совершения рассматриваемого преступления должностным лицом с использованием своего служебного положения, а именно – судебным приставом-исполнителем. Как пишет Л.В. Лобанова, «хотя в ч. 2 ст. 312 УК РФ прямо не указывается на возможность совершения преступления должностным лицом с использованием служебного положения, но эта возможность прямо вытекает из закона, ибо, как было выяснено, обязанность исполнить приговор в части конфискации имущества прямо возложена, прежде всего, на должностное лицо – судебного пристава-исполнителя» . При этом сам автор сомневается о квалификации содеянного по ч. 2 ст. 312 УК РФ в случаях, когда присутствуют все признаки состава преступления, предусмотренного ст. 285 УК РФ.

По нашему мнению, содеянное судебным приставом-исполнителем может быть квалифицировано по ч. 2 ст. 312 УК РФ только в том случае, если им для совершения преступления не использовалось своё служебное положение и его поведение не образует признаков состава злоупотребления или превышения должностных полномочий. При наличии признаков преступлений, регламентированных ст. 285 или 286 УК РФ, содеянное подлежит квалификации только по этим нормам, без совокупности с ч. 2 ст. 312 УК РФ. Стоит заметить, что аналогичной точки зрения придерживаются 73 % практикующих юристов, опрошенных в ходе проведённого нами исследования.

С субъективной стороны изученные преступления характеризуются умышленной формой вины. Причём умысел может быть только прямым, что предопределено формальной конструкцией объективной стороны преступлений, запрещённых ст. 312 УК РФ.

На основании изложенного представляется целесообразным сделать следующие основные выводы по результатам уголовно-правовой характеристики состава незаконных действий с арестованным имуществом, а равно имуществом, подлежащим конфискации:

1) непосредственным объектом состава незаконных действий в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации, являются общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением устанавливаемого судебным постановлением специального правового режима имущества. При этом состав преступления, предусмотренный ст. 312 УК РФ, не имеет в своей структуре какого-либо дополнительного объекта. В случае, если нарушение обозначенного правового режима имущества сопровождается его хищением, то содеянное подлежит квалификации по совокупности преступлений;

2) опись имущества – это документ, составляемый при производстве ареста имущества, содержащий перечень имущества, подвергнутого аресту. В этой связи опись имущества не может существовать в отдельности от ареста имущества, а выступает исключительно в подчинённой роли. Более того, считаем наличие указания в законе на опись имущества избыточным, поскольку опись имущества не обладает правовым значением в отсутствие его ареста;

3) имущество, подвергнутое арестам, налагаемыми налоговыми, а также иными административными органами, не может выступать предметом состава преступления, предусмотренного ст. 312 УК РФ;

4) сокрытие имущества подразумевает его утаивание от должностных лиц правоохранительных органов или судебных приставов. Присвоение имущества, предусмотренное ч. 2 ст. 312 УК РФ, не следует понимать в смысле преступления, предусмотренного ст. 160 УК РФ (Присвоение или растрата). Имущество, подлежащее конфискации по приговору суда, может и не вверяться кому-либо. Например, когда речь ведётся о доходах, добытых преступным путём, об имуществе, выступавшем орудием или средством совершения преступления. Представляется, что присвоение в данном случае подразумевает в большей степени противоправное обращение в свою пользу безхозяйного имущества. Ведь, нередко имущество, подлежащее конфискации, не имеет законного собственника и не может его иметь ввиду его незаконного происхождения;

5) уклонение от исполнения вступившего в законную силу приговора суда о назначении конфискации имущества означает препятствование обращению соответствующего имущества в доход государства. Такое препятствование может приобретать самые разнообразные формы, но их конкретное содержание не обладает квалифицирующим значением;

6) субъект осуществления банковских операций с арестованными денежными средствами является специальным – им может быть исключительно служащий кредитной организации. Очевидно, что законодателем в этом случае подразумевается не абсолютно любой служащий, а именно такое лицо, которое использует свои служебные полномочия для совершения незаконных банковских операций с арестованными денежными средствами;

7) содеянное судебным приставом-исполнителем может быть квалифицировано по ч. 2 ст. 312 УК РФ только в том случае, если им для совершения преступления не использовалось своё служебное положение и его поведение не образует признаков состава злоупотребления или превышения должностных полномочий. При наличии признаков преступлений, регламентированных ст. 285 или 286 УК РФ, содеянное подлежит квалификации только по этим нормам, без совокупности с ч. 2 ст. 312 УК РФ.

 

2.2. Побег из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи

 

 

Побег по праву является одним из старейших преступлений против обязательности судебных постановлений. Длительная история существования соответствующего уголовно-правового запрета непременно сопровождается теоретическим изучением этого общественно опасного деяния. В этих условиях в рамках настоящего исследования представляется целесообразным остановиться лишь на в наибольшей мереактуальных и остающихся дискуссионными аспектах уголовно-правовой характеристики побега.

А.Д. Смиян приходит к выводу, что «основным непосредственным объектом побега являются интересы правосудия в части расследования и рассмотрения уголовных дел, установления и изобличения виновных и их наказания» .

Иногда содержание непосредственного объекта состава побега приравнивают к интересам правосудия . По сути, в данном случае не проводится различие между видовым и непосредственным объектом анализируемого преступления, они отождествляются. Очевидно, что непосредственный объект этого общественно опасного деяния может быть описан более детально.

Изложенные определения непосредственного объекта состава побега позволяют утверждать, что данное преступление всегда посягает на отношения правосудия, а точнее – отдельный их компонент. Такие отношения непосредственным образом связаны с государственным принуждением, его одной из в наибольшей мережёстких мер – лишением свободы. При этом безусловно соответствующие отношения подчиняются требованиям уголовного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного законодательства. И соответствующее подчинение обязательно должно быть облечено в форму судебного постановления.

На основании изложенного считаем целесообразным предложить следующую формулировку непосредственного объекта состава преступления, предусмотренного ст. 313 УК РФ: это общественные отношения, складывающиеся по поводу обеспечения специального правового статуса лица, подвергнутого в соответствии с судебным постановлением мерам государственного принуждения, связанным с лишением свободы.

Объективная сторона данного преступления представлена деянием в виде побега. Обычно побег ассоциируется со стремительным оставлением места, где содержали в неволе. При этом, с точки зрения русского языка, побег может быть выражен не только в бегстве, но и в самовольном уходе . Как пишет А.Л. Жуйков, «побег из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи, совершённый лицом, отбывающим наказание или находящимся в предварительном заключении, это преодоление любым способом линии охраны объектов указанными лицами, находящимися под охраной (конвоем)» .

Узловым признаком объективной стороны побега является место совершения преступления либо обстановка его совершения. Первое означает, что побег может быть осуществлён из места лишения свободы, из мест содержания под арестом или под стражей. Юридические свойства, признаки и характеристики таких мест изложены в нормативных актах уголовно-исполнительного и уголовно-процессуального права, а также подробно изучены в уголовно-правовой литературе.

При этом уголовный закон никак не дифференцирует уголовную ответственность за побег в зависимости от вида оставленного виновным места лишения свободы или содержания под стражей (под арестом). В этой связи в науке уголовного права задаются логичным вопросом об обоснованности отождествления уровня общественной опасности пределами одной статьи Особенной части УК РФ побега, например, из колонии строгого режима и колонии-поселения. На наш взгляд, подобные рассуждения небеспочвенны, но они могут представлять интерес лишь в разрезе разработки потенциальных путей оптимизации отечественного уголовного законодательства в этой части. С точки зрения буквы действующего уголовного закона, вид места лишения свободы, самовольно покинутого виновным, не влияет на квалификацию содеянного в качестве побега. Правомерность квалификации самовольного оставления колонии-поселения по ст. 313 УК РФ подтверждалась Верховным Судом РФ . Заметим, что, согласно результатам проведённого нами исследования материалов судебной практики, превалирующее большинство уголовных дел по ст. 313 УК РФ связано именно с побегами из колоний-поселений.

Альтернативой месту совершения данного преступления может служить обстановка. Дело в том, что место совершения преступления обычно понимается как некоторое статичное пространство или территория. В то же время побеги зачастую совершаются во время перемещения заключённых, их конвоирования. В таком случае уголовно-правового значения место совершения преступления уже не имеет. Здесь будет важно само пребывание под стражей. Причём этот аспект подразумевает не фактическое пребывание под стражей, а юридическое. То есть, если, например, контроль за лицом, содержащимся под стражей, был по каким-либо причинам ослаблен, и виновный воспользовался этим, то данное обстоятельство не исключает уголовной ответственности по ст. 313 УК РФ.

Придавая первостепенное значение юридической стороне пребывания лица под стражей, необходимо обратить внимание на изначальный момент возможного совершения побега. Не вызывают каких-либо сложностей в этом контексте ситуации избрания в отношении лица меры пресечения в виде содержания под стражей, а равно помещения лица в места лишения свободы. При этом труднее давать оценку в случаях задержания лица по подозрению в совершении преступления. 

Вопрос состоит в том, с какого момента можно признать пребывание задержанного по подозрению в совершении преступления находящимся под стражей. У этой задачи есть два основных решения: момент фактического задержания или момент составления протокола о задержании. На наш взгляд, говорить о том, что лицо заключено под стражу, пребывает в предварительном заключении до момента составления протокола о задержании, в соответствии со ст. 92 УПК РФ, оснований недостаточно. Задержанному в подобных ситуациях ещё могут быть даже не разъяснены права подозреваемого, суть подозрения и т.д. В этой связи считаем, что до момента составления протокола о задержании, согласно уголовно-процессуального законодательства, лицо не может считаться находящимся под стражей в смысле ст. 313 УК РФ. При побеге такого лица содеянное не образует признаки данного состава преступления. Эту точку зрения разделили 60 % опрошенных нами респондентов.

При установлении наличия в деянии лица признаков состава побега весьма значимым обстоятельством является правильное определение момента окончания данного преступления. Так, по утверждению А.Л. Жуйкова, побег следует считать оконченным преступлением с момента преодоления хотя бы части преград, то есть автор полагает, что не требуется выход субъекта за пределы охраняемой территории для признания преступления оконченным .

Думается, что безоговорочной поддержки заслуживает вторая позиция. Объяснить это можно, например, грамматическим толкованием слова «побег», которое означает самовольное оставление места. Иными словами, полностью выполненным деяние в виде побега будет только тогда, когда лицо покинуло место его удержания, заключения. Соответственно, преодоление части преград и нахождение ещё на территории, например, места лишения свободы не даёт оснований для признания такого преступления оконченным.

Специфика законодательного описания объективной стороны состава побега порождает не только дискуссии относительно момента окончания данного преступления, но и споры о том, является ли это общественно опасное деяние длящимся преступлением.

Кроме того, в уголовно-правовой литературе отмечается, что побег безусловно имеет сходство с длящимися преступлениями, но не является таковым ввиду нетождественности поведения лица после побега с действиями, квалифицируемыми как побег. Именно поэтому они находятся за рамками состава побега .

Следует отметит, что побег, действительно, очень похож на длящиеся преступления, но при всём этом разница очевидна. Например, незаконное хранение наркотиков начинается с момента их приобретения и завершается пресечением преступления или иным вариантом прекращения хранения. То в ситуации с побегом, преступление начинается с момента начала выполнения действий, направленных на самовольное оставление места лишения свободы (содержания под стражей), и завершается, когда лицо покинуло такое место. Дальнейшее поведение лица, совершившего побег, согласно действующему законодательству, не обладает квалифицирующим значением.

Таким образом, законодательная конструкция объективной стороны состава побега не позволяет отнести данное преступление к числу длящихся. Моментом его окончания выступает момент оставления места заключения (содержания под стражей). Дальнейшее поведение виновного лица не влияет на квалификацию содеянного по ст. 313 УК РФ.

Для наступления уголовной ответственности по ст. 313 УК РФ, помимо общих признаков субъекта, требуется наличие и специальных признаков. Субъектом исследуемого преступления может быть лицо, отбывающее наказание или находящееся в предварительном заключении. Для констатации данных признаков достаточно ссылки на имеющиеся судебные постановления, которыми санкционировано лишение лица свободы. Относительно лиц, задержанных по подозрению в совершении преступления, соответствующим правоприменительным документом, подтверждающим предварительное заключение лица, будет протокол о задержании.

В юридической литературе отмечается, что субъектом данного преступления не может выступать лицо, отбывающее административный арест . Несмотря на то, что административный арест назначается по постановлению суда, самовольное оставление места изоляции от общества не подлежит уголовно-правовой оценке в качестве побега. Основанием для такого вывода служит буквальное толкование уголовного закона. В диспозиции ч. 1 ст. 313 УК РФ указывается лишь на побег из-под ареста, в то время как арест, применяемый в административном процессе, именуется не просто арестом, а арестом административным. Кроме того, административный арест, безусловно, не может быть признан и предварительным заключением.

Таким образом, субъект состава преступления, предусмотренного ст. 313 УК РФ, специальный – им может быть исключительно лицо, подвергнутое уголовно-процессуальным мерам принуждения в виде задержания или заключения под стражу, а равно лицо, отбывающее наказание в виде лишения свободы.

Ввиду формальной конструкции объективной стороны состава побега его субъективная сторона может быть выражена только в прямом умысле. В силу буквального толкования положений диспозиции ч. 1 ст. 313 УК РФ, субъективная сторона не характеризуется какими-либо дополнительными признаками. Между тем, в уголовно-правовой науке высказываются предположения о том, что в субъективную сторону побега включается специальная цель – уклонение от наказания.

Как свидетельствуют результаты проведённого нами анализа материалов судебной практики, побеги действительно совершаются, как правило, для того чтобы избежать наказания. При этом не исключены и иные ситуации. Например, лицом может двигать стремление отлучиться из места лишения свободы на непродолжительное время и вернуться обратно. В то же время отсутствие в тексте диспозиции ч. 1 ст. 313 УК РФ оговорок о целях и мотивах побега минимизирует юридическое значение какого-либо целеполагания, отличного от стремления избежать наказание. Хотя, конечно же, оно может быть учтено при назначении наказания за побег, а в некоторых случаях даже влиять на возможность признания конкретного деяния малозначительным (ч. 2 ст. 14 УК РФ).

Подводя итоги исследования уголовно-правовой характеристики состава побега, представляется целесообразным сделать следующие основные выводы:

1) непосредственный объект состава преступления, предусмотренного ст. 313 УК РФ образуют общественные отношения, складывающиеся по поводу обеспечения специального правового статуса лица, подвергнутого в соответствии с судебным постановлением мерам государственного принуждения, связанным с лишением свободы;

2) до момента составления протокола о задержании в порядке ст. 91 УПК РФ, согласно уголовно-процессуального законодательства, лицо не может считаться находящимся под стражей в смысле ст. 313 УК РФ;

3) законодательная конструкция объективной стороны состава побега не позволяет отнести данное преступление к числу длящихся. Моментом его окончания выступает момент оставления места заключения (содержания под стражей). Дальнейшее поведение виновного лица не влияет на квалификацию содеянного по ст. 313 УК РФ;

4) субъект состава преступления, предусмотренного ст. 313 УК РФ, специальный – им может быть исключительно лицо, подвергнутое уголовно-процессуальным мерам принуждения в виде задержания или заключения под стражу, а равно лицо, отбывающее наказание в виде лишения свободы.

 

2.3. Уклонение от отбывания ограничения свободы, лишения свободы, а также от применения принудительных мер медицинского характера

 

Уклонение от отбывания ограничения свободы, лишения свободы, а также от применения принудительных мер медицинского характера

 

В действующей редакции ст. 314 УК РФ закреплена уголовная ответственность за совершение трёх самостоятельных преступлений:

часть 1 – злостное уклонение лица, осуждённого к ограничению свободы, от отбывания наказания;

часть 2 – невозвращение в исправительное учреждение лица, осуждённого к лишению свободы, которому разрешён выезд за пределы исправительного учреждения, по истечении срока выезда либо неявка в соответствующий орган уголовно-исполнительной системы лица, осуждённого к лишению свободы, которому предоставлена отсрочка исполнения приговора или отбывания наказания, по истечении срока отсрочки;

часть 3 – уклонение лица, страдающего расстройством сексуального предпочтения (педофилией), не исключающим вменяемости, от применения к нему принудительных мер медицинского характера.

Прежде чем приступить к рассмотрению особенностей уголовно-правовой характеристики состава уклонения от отбывания ограничения свободы, необходимо отметить, что, согласно примечанию 1 к ст. 314 УК РФ, уголовная ответственность за совершение деяния, предусмотренного ч. 1 ст. 314 УК РФ, наступает в случае, когда ограничение свободы назначено лицу в качестве дополнительного наказания. Объясняется такое изъятие тем, что в случае злостного уклонения от ограничения свободы, назначенного в качестве основного наказания, оно может быть заменено на принудительные работы или лишение свободы (ч. 5 ст. 53 УК РФ). Для ограничения свободы как дополнительного наказания такая санкционная замена не предусматривается, но предусмотрена уголовная ответственность по ч. 1 ст. 314 УК РФ .

В этих условиях основной непосредственный объект данного преступления можно охарактеризовать как общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением обязательности ограничения свободы, применяемого в качестве дополнительного вида наказания.

Уголовно наказуемым является исключительно злостное уклонение от отбывания ограничения свободы. Злостность в данном случае имеет нормативное определение в уголовно-исполнительном законодательстве. В соответствии с ч. 4 ст. 58 УИК РФ, «злостно уклоняющимся от отбывания наказания в виде ограничения свободы признаётся:

а) осуждённый, допустивший нарушение порядка и условий отбывания наказания в течение одного года после применения к нему взыскания в виде официального предостережения о недопустимости нарушения установленных судом ограничений;

б) осуждённый, отказавшийся от использования в отношении его технических средств надзора и контроля;

в) скрывшийся с места жительства осуждённый, место нахождения которого не установлено в течение более 30 дней;

г) осуждённый, не прибывший в уголовно-исполнительную инспекцию по месту жительства в соответствии с предписанием, указанным в ч. 3 ст. 47.1 УИК РФ».

Так, «Ф., будучи осуждённым к дополнительному наказанию в виде ограничению свободы, злостно уклонился от отбывания этого наказания при следующих обстоятельствах. Приговором Целинного районного суда Республики Калмыкия Ф. осуждён по ч. 1 ст. 228 УК РФ и ему назначено наказание в виде лишения свободы сроком на 1 год с ограничением свободы сроком 1 год 1 месяц 23 дня. Ему установлены следующие ограничения: не выезжать из места фактического проживания или регистрации, не менять постоянного места жительства без согласия ФКУ УИИ УФСИН России по месту жительства или регистрации; не посещать кафе, бары, рестораны по месту жительства или регистрации после 22 часов; не покидать место постоянного проживания или регистрации в период времени с 23 до 06 часов за исключением чрезвычайных ситуаций, а в иных случаях без уведомления ФКУ УИИ УФСИН России, а также возложена обязанность – являться в ФКУ УИИ УФСИН России по месту жительства или регистрации два раза в месяц для регистрации.

По отбытии срока основного наказания был освобождён из ФКУ ИК-2 УФСИН России по РК. При постановке на учёт в филиал ФКУ УИИ УФСИН России по РК Ф. был ознакомлен с порядком и условиями отбывания наказания в виде ограничения свободы и по данному факту у него была отобрана подписка, в которой он обязался выполнять установленные приговором Целинного районного суда РК ограничения. В этот же день Ф. был предупреждён, что злостное уклонение осуждённого от отбывания наказания в виде ограничения свободы, назначенного в качестве дополнительного наказания, влечёт уголовную ответственность по ч. 1 ст. 314 УК РФ. При этом, Ф., осознавая противоправный характер своих действий, для регистрации не являлся, самовольно без согласия сотрудников филиала ФКУ УИИ УФСИН России выехал с места постоянного жительства. Ф. был задержан сотрудниками полиции, то есть в течение более 30 дней его местонахождение не было установлено» .

Субъект преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 314 УК РФ, специальный – лицо, которому ограничение свободы назначено в качестве дополнительного наказания. Субъективная сторона данного преступления предполагает исключительно прямой умысел, что объясняется формальной конструкцией его объективной стороны.

В юридической литературе обращается внимание на высокий уровень общественной опасности преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 314 УК РФ. В качестве аргументов многие авторы ссылаются на чрезвычайную общественную опасность педофилии.  Представляется, что данные тезисы вряд ли могут быть оспорены. Такой тип преступного поведения, безусловно, требует адекватной реакции со стороны государственно-властного аппарата. Вместе с тем возникают сомнения в оправданности законодательного установления уголовной ответственности только за уклонение от применения принудительных мер медицинского характера в отношении лиц, страдающих педофилией. Например, если какие-либо психические отклонения лица создают предпосылки совершения им деяний, создающих угрозу гибели людей, то его уклонение от применения принудительных мер медицинского характера также является не менее общественно опасным.

В теории уголовного права уже сложилось определённое представление о признаках состава уклонения от применения принудительных мер медицинского характера. Как пишет Л.Н. Одинцова, «непосредственный объект преступления по ч. 3 ст. 314 УК РФ образуют общественные отношения, обеспечивающие обязательность судебного акта о назначении принудительных мер медицинского характера» . Рассматриваемое преступление бесспорно нарушает общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением обязательности исполнения судебных постановлений. При этом, как справедливо указывает Л.Н. Одинцова, судебных актов, которыми назначены принудительные меры медицинского характера.

При этом, детальный анализ уголовно-правового предписания, сформулированного в ч. 3 ст. 314 УК РФ, показывает, что российским законодательством под уголовно-правовую охрану поставлен не весь круг общественных отношений, возникающих по поводу применения судами принудительных мер медицинского характера, а только его часть. В силу положения, закреплённого примечанием 2 к ст. 314 УК РФ, уголовная ответственность за уклонение от применения принудительных мер медицинского характера предусмотрена только когда принудительные меры медицинского характера применяются к лицу после отбытия наказания. Представляется, что данное обстоятельство должно найти своё отражение в формулировке непосредственного объекта состава преступления, регламентированного ч. 3 ст. 314 УК РФ.

Следовательно, непосредственный объект преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 314 УК РФ, образуют общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением обязательности принудительных мер медицинского характера, применяемых после отбытия наказания.

С объективной стороны изучаемое преступление выражается в уклонении от применения принудительных мер медицинского характера. По мнению Ю.В. Грачевой, под уклонением в ч. 3 ст. 314 УК РФ надлежит понимать действия «лиц, допустивших нарушение порядка и условий принудительного лечения в течение одного года после применения к нему письменного предупреждения, а также больных, чьё местонахождение неизвестно уголовно-исполнительной инспекции более 30 дней» . Стоит заметить, что автор использует формулировки, характеризующие злостное уклонение от исполнения наказания, используемые в уголовно-исполнительном законодательстве. При этом оправданность такой экстраполяции, на наш взгляд, может быть поставлена под сомнение. 

Во-первых, в диспозиции ч. 3 ст. 314 УК РФ указывается не на злостное уклонение, а на любое уклонение. Во-вторых, сама юридическая сущность уголовного наказания и принудительных мер медицинского характера значительно разница, что не позволяет отождествлять какие-либо их юридические признаки.

Для уяснения содержания объективной стороны состава преступления, установленного ч. 3 ст. 314 УК РФ, необходимо обратиться к пониманию принудительных мер медицинского характера, уклонение от применения которых образует состав данного преступления. Согласно ч. 21 ст. 102 УК РФ, лицам, совершившим в возрасте старше восемнадцати лет преступление против половой неприкосновенности несовершеннолетнего, не достигшего четырнадцатилетнего возраста, и страдающим расстройством сексуального предпочтения (педофилией), не исключающим вменяемости, суд на основании заключения судебно-психиатрической экспертизы может назначить принудительную меру медицинского характера, предусмотренную п. «а» ч. 1 ст. 99 УК РФ. Последней нормой предусматривается принудительное наблюдение и лечение у врача-психиатра в амбулаторных условиях. 

В юридической литературе отмечается, что «эти принудительные меры медицинского характера исполняются не в психиатрическом стационаре, а в учреждениях органов здравоохранения, оказывающих амбулаторную психиатрическую помощь (психоневрологический диспансер, психоневрологический кабинет поликлинического отделения центральной районной больницы, психиатрический кабинет районной поликлиники и др.), то есть речь идёт об учреждениях здравоохранения, где оказывается амбулаторная психиатрическая помощь населению» .

В этой связи уклонение от применения принудительных мер медицинского характера в рассматриваемой ситуации подразумевает неявку к врачу-психиатру для постановки на учёт, неявку на периодические приёмы, назначенные лечащим врачом, игнорирование рекомендаций врача в части назначенного им лечения. При этом стоит подчеркнуть, что ввиду отсутствия в ч. 3 ст. 314 УК РФ признака злостности, любое и даже однократное нарушение образует состав данного преступления.

Состав уклонения от применения принудительных мер медицинского характера является формальным с точки зрения законодательной конструкции его объективной стороны. Для признания преступления оконченным не требуется наступления каких-либо общественно опасных последствий.

Субъект преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 314 УК РФ, специальный. Как прямо указывается в уголовном законе, им может быть исключительно лицо, страдающее расстройством сексуального предпочтения (педофилией), не исключающим вменяемости. В правовой литературе по этому поводу пишут, что понятие педофилии не тождественно насильственным половым преступлениям против несовершеннолетних. Зачастую педофилы никогда не допускают совершения преступлений. Впрочем, и не всякое преступление против половой неприкосновенности несовершеннолетних совершается лицами, страдающими педофилией. 

Констатация диагноза расстройства сексуального предпочтения (педофилии) является прерогативой судебно-психиатрической экспертизы.

Характеризуя субъективную сторону состава преступления, предусмотренного ч. 3 ст. 314 УК РФ, Л.Н. Одинцова, помимо указания на прямой умысел, отмечает следующее: «в данном случае можно предположить, что, намеренно уклоняясь от лечения, педофил желает реализовывать свой преступный умысел во вновь совершённых в будущем посягательствах в сфере половой неприкосновенности детей, не достигших 14 лет» . Вывод о возможности совершения данного преступления исключительно с прямым умыслом заслуживает безоговорочной поддержки. При этом утверждение о том, что субъективная сторона уклонения от применения принудительных мер медицинского характера предполагает желание лица в дальнейшем реализовать свои педофилические наклонности, по нашему мнению, не основано на буквальном толковании уголовного закона. Для квалификации содеянного по ч. 3 ст. 314 УК РФ совершенно безразлична мотивация виновного. Она может выражаться в обозначенных стремлениях, так и состоять в банальном нежелании психиатрического лечения. 

Таким образом, представляется необходимым сделать следующие основные выводы:

1) непосредственным объектом преступлений, сформулированных в ст. 314 УК РФ, выступают общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением обязательности исполнения судебных постановлений об ограничении свободы в качестве дополнительного наказания, о лишении свободы или о принудительных мерах медицинского характера, применяемых к лицу после отбытия наказания;

2) уклонение от применения принудительных мер медицинского характера в ч. 3 ст. 314 УК РФ подразумевает неявку к врачу-психиатру для постановки на учёт, неявку на периодические приёмы, назначенные лечащим врачом, игнорирование рекомендаций врача в части назначенного им лечения. При этом стоит подчеркнуть, что ввиду отсутствия в ч. 3 ст. 314 УК РФ признака злостности, любое и даже однократное нарушение образует состав данного преступления;

3) субъект каждого из преступлений, предусмотренных ст. 314 УК РФ, специальный. В ч. 1 и ч. 2 ст. 314 – это лица, которым по приговору суда назначено ограничение свободы в качестве дополнительного наказания или, соответственно, лишение свободы. В ч. 3 ст. 314 УК РФ субъектом преступления может быть только лицо, страдающее расстройством сексуального предпочтения (педофилией), не исключающим вменяемости.

 

 

2.4. Уклонение от административного надзора или неоднократное несоблюдение установленных судом в соответствии с федеральным законом ограничения или ограничений

 

Уклонение от административного надзора или неоднократное несоблюдение установленных судом в соответствии с федеральным законом ограничения или ограничений

 

Судебная власть в РФ, как известно, наделена довольно обширной компетенцией. И многие моменты жизнедеятельности общества связаны с исключительной прерогативой судебных органов. К числу таковых, в частности, относится и административный надзор, как специальный комплекс мероприятий по наблюдению за лицом, освобождённым из мест лишения свободы, осуществляемый по судебному постановлению. 

Социальная значимость института административного надзора предопределила и законодательную регламентацию мер его уголовно-правового обеспечения. Одновременно с принятием Федерального закона «Об административном надзоре за лицами, освобождёнными из мест лишения свободы» российский УК был дополнен ст. 3141, устанавливающей ответственность за уклонение от административного надзора. В итоге отечественный уголовный закон пополнился отдельным самостоятельным видом преступного неисполнения судебного постановления, который в нынешнем виде расширен за счёт криминализации не только уклонения от административного надзора, но и неоднократного несоблюдения установленных судом в соответствии с федеральным законом ограничения или ограничений.

За время действия названного уголовно-правового запрета в юридической литературе сформировалось определённое представление относительно признаков состава преступления, регламентированного ст. 3141 УК РФ. При этом, конечно же, многие вопросы ещё остаются дискуссионными. 

Так, по утверждению И.А. Анисимовой, непосредственный объект состава преступления, предусмотренного ст. 3141 УК РФ, «можно определить как нормальную деятельность органов внутренних дел по обеспечению постпенитенциарной адаптации осуждённых, в отношении которых судебным решением установлен административный надзор, в целях предупреждения совершения ими новых преступлений, других правонарушений, оказания на них индивидуального профилактического воздействия, защиты интересов общества и государства» .

По мнению А.В. Дружинина, изучаемое преступление посягает, главным образом, на общественные отношения, возникающие по поводу обеспечения реализации вступивших в законную силу судебных актов. 

На наш взгляд, более точен в своих рассуждениях последний автор. Позиция, поддерживаемая И.А. Анисимовой, как представляется, может быть подвержена критике. Сложно согласиться с тем, что нарушение порядка административного надзора посягает на нормальную деятельность органов внутренних дел. Ведь, например, в случае уклонения от административного надзора такая деятельность вообще прекращает осуществляться. Деяния, описанные в ст. 3141 УК РФ, по большому счёту, освобождают органы внутренних дел от осуществления административного надзора. При этом такое криминальное поведение грубо игнорирует установленные в отношении конкретного лица требования. И эти требования устанавливаются ни органами внутренних дел, а судом, что позволяет причислить общественно опасное деяние, закреплённое ст. 3141 УК РФ, к числу деяний, состоящих в неисполнении судебных постановлений. 

Уклонение от административного надзора или неоднократное несоблюдение установленных судом в соответствии с федеральным законом ограничения или ограничений нарушает общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением неукоснительного исполнения судебных постановлений. А ввиду того, что данные общественные отношения являются весьма специфичными, они могут быть конкретизированы. Исследуемое преступление посягает на устанавливаемый по решению суда правовой режим административного надзора.

Таким образом, непосредственный объект преступления, запрещённого ст. 3141 УК РФ, образуют общественные отношения, возникающие по поводу обеспечения устанавливаемого судебным постановлением специального правового режима административного надзора. При этом состав изучаемого преступления не имеет в своей структуре какой-либо дополнительный непосредственный объект.

Объективная сторона преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 3141 УК РФ, связана с нарушением территориальных требований административного надзора и выражается в следующих альтернативных деяниях:

- неприбытие без уважительных причин к избранному месту жительства или пребывания в определённый администрацией исправительного учреждения срок;

- самовольное оставление поднадзорным лицом места жительства, пребывания или фактического нахождения.

Наступления каких-либо общественно опасных последствий для признания преступления оконченным не требуется. Так, «Ч., являясь лицом, в отношении которого по решению Ленинского районного суда г. Кемерово установлен на 3 года административный надзор, освободившись из мест лишения свободы – ФКУ ИК-40 г. Кемерово ГУФСИН России по Кемеровской области, и в тот же день ознакомленный с предписанием о прибытии к избранному им месту жительства, согласно которому он обязуется после освобождения из мест лишения свободы прибыть к избранному им месту жительства или пребывания, и в течение трёх рабочих дней явиться для постановки на учёт в Отдел МВД России по Новокузнецкому району Кемеровской области, умышленно с целью уклонения от административного надзора, без уважительных причин, к избранному им месту жительства в определённый администрацией исправительного учреждения срок не прибыл, фактически там не проживал, и в течение 3 рабочих дней не явился для постановки на учёт в Отдел МВД России по Новокузнецкому району Кемеровской области» .

Необходимо обратить внимание на то, что второе деяние отличается от первого указанием, помимо места жительства и пребывания, ещё и на место фактического нахождения. Данное понятие получило законодательное обличие в 2017 г. и под ним понимается «избираемая лицом, освобождённым из мест лишения свободы и не имеющим места жительства или пребывания, территория внутригородского муниципального образования города федерального значения, территория внутригородского района (в случае его отсутствия – города) либо территория городского или сельского поселения» . Думается, что в известной степени такой законодательный ход нормативно закрепляет действительный статус лица без определённого места жительства.

С субъективной стороны рассматриваемое преступление характеризуется прямым умыслом. При этом составообразующим признаком выступает специальная цель – уклонение от административного надзора. В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьей 3141 Уголовного кодекса Российской Федерации» по этому поводу предлагается следующее разъяснение: «на наличие такой цели могут указывать фактические обстоятельства, свидетельствующие в каждом конкретном случае о намерении соответствующего лица препятствовать осуществлению контроля либо избежать контроля со стороны органов внутренних дел за соблюдением установленных ему судом административных ограничения или ограничений, указанных в ч. 1 ст. 4 Федерального закона об административном надзоре, а также за выполнением обусловленных этими ограничениями обязанностей, перечисленных в ч. 1 ст. 11 данного Федерального закона» .

Стоит подчеркнуть, что обозначенная цель совершения преступления существенно ограничивает пределы криминализации уклонения от административного надзора. Так, например, лицо, в отношении которого установлен административный надзор при освобождении из мест лишения свободы,  может не прибыть без уважительных причин к избранному им месту жительства или пребывания в определённый администрацией исправительного учреждения срок, но без цели уклонения от административного надзора. Это возможно при самовольном избрании места жительства или места пребывания, отличного от заявленного в исправительном учреждении, но с последующей постановкой на учёт для дальнейшего административного надзора. В юридической литературе нередко отмечается избыточность данного признака.

В ч. 2 ст. 3141 УК РФ регламентирован самостоятельный состав преступления, отличающийся признаками объективной и субъективной сторон. Для его наличия требуется:

а) неоднократное несоблюдение административных ограничения или ограничений, понятие которого раскрывается в примечании к ст. 3141 УК РФ;

б) совершение данным лицом административного правонарушения против порядка управления (за исключением административного правонарушения, предусмотренного ст. 19.24 КоАП РФ), либо административного правонарушения, посягающего на общественный порядок и общественную безопасность, либо административного правонарушения, посягающего на здоровье, санитарно-эпидемиологическое благополучие населения и общественную нравственность, либо административного правонарушения, предусмотренного ч. 7 ст. 11.5, либо ст. 11.9, либо ст. 12.8, либо ст. 12.26 КоАП РФ.

При этом обязательным условием выступает сопряжённость первого обстоятельства со вторым.

Изложенные признаки объективной стороны в своём большинстве весьма обстоятельно рассмотрены в уголовно-правовой науке. Спорным как в теоретическом, так и практическом плане является вопрос о понимании признака сопряжённости. Как пишет З.Э. Эргашева, «вполне возможна ситуация, когда время несоблюдения административных ограничений не совпадает со временем совершения правонарушения, посягающего, например, на общественный порядок и общественную безопасность. При этом отрицать наличие оснований для привлечения лица к уголовной ответственности по ч. 2 ст. 3141 УК РФ было бы неразумно» .

В то же время М.В. Бавсун и М.В. Вишнякова толкуют сопряжённость как временную и содержательную взаимосвязь. По их мнению, «административное правонарушение должно осуществляться в период несоблюдения лицом административных ограничений или ограничений, который обусловлен содержанием ограничения. Так, если не соблюдается ограничение в виде запрета на пребывание в определённых местах, то административное правонарушение должно быть совершено тогда, когда лицо находилось в запрещённом для посещения месте» .

Полагаем, что точку в этих спорах поставил Пленум Верховного Суда РФ, который в постановлении от «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьей 3141 Уголовного кодекса Российской Федерации», указал, что «несоблюдение установленных судом административных ограничения или ограничений следует считать сопряжённым с совершением перечисленных в ч. 2 ст. 3141 УК РФ правонарушений (например, мелкое хулиганство, появление в общественных местах в состоянии опьянения), если эти действия осуществляются одновременно, в частности, указанные правонарушения совершаются во время нахождения лица, в отношении которого установлен административный надзор, в запрещённых для пребывания местах, посещения мест проведения массовых и иных мероприятий при наличии к тому запрета, пребывания вне жилого или иного помещения в запрещённое время суток» .

Необходимо признать, что данное разъяснение учитывается в судебной практике. Например, «Ц. совершил неоднократное несоблюдение лицом, в отношении которого установлен административный надзор, административных ограничений, установленных ему судом в соответствии с федеральным законом, сопряжённое с совершением данным лицом административного правонарушения посягающего на общественный порядок и общественную безопасность. Вышеуказанное преступление было совершено им при следующих обстоятельствах.

Решением Сысольского районного суда Республики Коми в отношении Ц. установлен административный надзор сроком на 3 (три) года со следующими административными ограничениями: обязательная явка один раз в месяц в орган внутренних дел по месту жительства или пребывания для регистрации; запрещение посещения предприятий, организаций, учреждений, осуществляющих торговлю спиртными напитками на розлив; запрещение посещения мест проведения массовых и иных мероприятий и участие в указанных мероприятиях; запрещение пребывания вне жилого или иного помещения, являющегося местом жительства либо пребывания в период с 22.00 до 06.00 часов следующих суток; запрещение выезда за пределы муниципального образования в виде муниципального района, городского округа либо внутригородовой территории города федерального значения по месту жительства или пребывания. 

При этом Ц. неоднократно не соблюдал установленные ему административные ограничения судом в соответствии с федеральным законом, и совершил административное правонарушение, посягающие на общественный порядок и общественную безопасность. Так, Ц., достоверно зная об установленных в отношении него судом ограничений, 12.11.2018 года в 22 часа 05 минут, по месту жительства отсутствовал, то есть он нарушил административные ограничения, установленные ему судом в соответствии с федеральным законом. 14.11.2018 года постановлением мирового судьи Сысольского судебного участка Республики Коми Ц. признан виновным в совершении административного правонарушения, предусмотренного ст. 19.24 ч. 3 КоАП РФ и ему назначено наказание в виде обязательных работ сроком на 20 (двадцать) часов, то есть Ц. нарушил административные ограничения, установленные ему судом в соответствии с федеральным законом. 

Такие постановления выносились в отношении Ц. неоднократно. 

14.10.2019 года в 22 часа 25 минут Ц. был задержан сотрудниками полиции в общественном месте с признаками опьянения. После чего Ц. был доставлен в ГБУЗ РК «Сысольская ЦРБ» для прохождения медицинского освидетельствования на состояние опьянения. 14.10.2019 года в 22 часа 30 минут Ц. находясь в общественном месте в состоянии алкогольного опьянения в помещении ГБУЗ РК «Сысольская ЦРБ», громко, безадресно выражался грубой нецензурной бранью в присутствии сотрудников полиции и медицинского персонала, то есть совершил административное правонарушение, предусмотренное ч. 2 ст. 20.1 КоАП РФ. 15.10.2019 года постановлением Сысольского районного суда Республики Коми по делу об административном правонарушении Ц. признан виновным в совершении административного правонарушения, предусмотренного ч. 2 ст. 20.1 КоАП РФ и ему назначено наказание в виде административного штрафа в размере 2000 рублей, то есть Ц. совершил административное правонарушение, посягающее на общественный порядок и общественную безопасность. Постановление вступило в законную силу 26.10.2019 года. При этом Ц. 14.10.2019 года в 22 часа 30 минут отсутствовал по месту жительства, то есть он нарушил административные ограничения, установленные ему судом в соответствии с федеральным законом» .

При этом, на наш взгляд, такое толкование неоправданно ограничивает пределы криминализации изучаемого общественно опасного деяния. Буквальное толкование уголовного закона не позволяет сделать вывод о том, что сопряжённость в ч. 2 ст. 3141 УК РФ подразумевает исключительно одновременность.

Кроме того, сомнение в обоснованности изложенного толкования обостряется в свете изменений, внесённых в ч. 2 ст. 3141 УК РФ, в 2017 г. Речь ведётся о расширении перечня административных правонарушений, сопряжённость с которыми неоднократного несоблюдения соответствующих административных требований, образует состав изучаемого преступления. В частности, данный перечень пополнен правонарушениями, связанными с управлением водным, воздушным или наземным транспортом в состоянии опьянения. Связь этих административных правонарушений с ограничениями, применяемыми к лицу в рамках административного надзора (запрещение посещения каких-либо мест, запрещение пребывания вне места жительства в определённое время и т.п.), не является прямой, что характерно, например, для случаев неоднократного нарушения запрета на посещение массовых мероприятий, сопряжённого с появлением в общественных местах в нетрезвом состоянии. Не логичной представляется взаимосвязь, например, факта управления транспортным средством в состоянии опьянения и пребывания в запрещённом месте или в запрещённое время. Имея в виду констатацию одновременности соответствующих актов поведения поднадзорного. 

На основании изложенного считаем, что признак сопряжённости в составе преступления, предусмотренном ч. 2 ст. 3141 УК РФ, необходимо понимать в смысле объединённости, не требующей буквальной одновременности. Например, достаточно, чтобы в течение одного года лицо было дважды привлечено к административной ответственности за несоблюдение административных ограничений, вновь допустило такой поступок и при всём этом совершило хотя бы одно из административных правонарушений, перечисленных в ч. 2 ст. 3141 УК РФ.

С субъективной стороны преступление, установленное ч. 2 ст. 3141 УК РФ, не характеризуется какими-либо обязательными признаками, кроме вины в виде прямого умысла. Мотивы и цели не влияют на квалификацию содеянного по ч. 2 ст. 3141 УК РФ.

Уголовной ответственности как по ч. 1, так и по ч. 2 ст. 3141 УК РФ, подлежит исключительно специальный субъект – им может быть только лицо, в отношении которого в момент совершения данного преступления действовал правовой режим административного надзора, установленный по судебному постановлению.

На основании изложенного представляется целесообразным сделать следующие основные выводы:

1) непосредственный объект преступления, запрещённого ст. 3141 УК РФ, образуют общественные отношения, возникающие по поводу обеспечения устанавливаемого судебным постановлением специального правового режима административного надзора. При этом состав изучаемого преступления не имеет в своей структуре какой-либо дополнительный непосредственный объект;

2) признак сопряжённости в составе преступления, предусмотренном ч. 2 ст. 3141 УК РФ, необходимо понимать в смысле объединённости, не требующей буквальной одновременности. Например, достаточно, чтобы в течение одного года лицо было дважды привлечено к административной ответственности за несоблюдение административных ограничений, вновь допустило такой поступок и при всём этом совершило хотя бы одно из административных правонарушений, перечисленных в ч. 2 ст. 3141 УК РФ.

 

2.5. Неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта

 

Традиционная для отечественного уголовного законодательства норма об ответственности за неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта (ст. 315 УК РФ) имела довольно длительную историю своего существования в неизменном виде. Юридически значимые признаки данного преступления были обстоятельно изучены в теории уголовного права, что во многом обусловливало весьма стабильную практику применения этого уголовно-правового запрета. Необходимо заметить, что названная норма уголовного закона не вызывала серьёзных нареканий со стороны специалистов. Науке уголовного права известны лишь многочисленные и обоснованные предложения по криминализации неисполнения судебных постановлений не только специальными субъектами, но и любыми лицами, включая граждан .

В этих условиях конструкция ст. 315 УК РФ была существенно преобразована Федеральным законом от 02.10.2018 № 348-ФЗ. Ранее действовавшая диспозиция ст. 315 УК РФ стала её частью второй, а в первой части ныне регламентирована ответственность за злостное неисполнение вступивших в законную силу приговора суда, решения суда или иного судебного акта, а равно воспрепятствование их исполнению лицом, подвергнутым административному наказанию за деяние, предусмотренное ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ, совершённое в отношении того же судебного акта.

В юридической литературе основной непосредственный объект состава преступления, предусмотренного ст. 315 УК РФ, обычно трактуется как общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением правосудия. Зачастую в качестве дополнительного непосредственного объекта выделяются общественные отношения, возникающие по поводу обеспечения конституционных прав граждан, общества, юридических лиц и государства .

Можно предположить, что изложенные представления о непосредственном объекте рассматриваемого преступления вполне допустимо распространить и на новеллу, закреплённую в ч. 1 ст. 315 УК РФ. Ведь, речь в ч. 1 ст. 315 УК РФ так же, как и в ч. 2 ст. 315 УК РФ, ведётся о злостном неисполнении судебного постановления. Вместе с тем стоит обратить внимание на конструирование ч. 1 ст. 315 УК РФ с использованием административной преюдиции, поскольку основанием для возникновения уголовной ответственности в данном случае выступает факт административного наказания виновного по ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ в отношении того же судебного акта. 

В свою очередь административное предписание, предусмотренное ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ, устанавливает ответственность за неисполнение должником содержащихся в исполнительном документе требований о прекращении распространения информации и (или) об опровержении ранее распространённой информации в срок, вновь установленный судебным приставом-исполнителем после наложения административного штрафа. 

Следует отметить, что изложенная формулировка административного правонарушения не позволяет с достаточной полнотой уяснить его содержание, которым предопределяется и суть уголовно-правового запрета, закреплённого ч. 1 ст. 315 УК РФ. Имеются основания полагать, что смысл указанного административно-правового предписания сводится к ответственности за повторное нарушение лицом обязанности по  исполнению требований неимущественного характера, содержащихся в исполнительных документах (глава 13 Федерального закона «Об исполнительном производстве»). В соответствии со ст. 105 названного Закона, «в случаях неисполнения должником требований, содержащихся в исполнительном документе, в срок, установленный для добровольного исполнения, а также неисполнения им исполнительного документа, подлежащего немедленному исполнению, в течение суток с момента получения копии постановления судебного пристава-исполнителя о возбуждении исполнительного производства судебный пристав-исполнитель выносит постановление о взыскании исполнительского сбора и устанавливает должнику новый срок для исполнения. При неисполнении должником требований, содержащихся в исполнительном документе, без уважительных причин во вновь установленный срок судебный пристав-исполнитель составляет в отношении должника протокол об административном правонарушении в соответствии с КоАП РФ и устанавливает новый срок для исполнения. Если для исполнения указанных требований участие должника необязательно, то судебный пристав-исполнитель организует исполнение в соответствии с правами, предоставленными ему Федеральным законом» .

При этом и законодательство об исполнительном производстве не раскрывает содержание соответствующих требований неимущественного характера, что обусловливает необходимость обращения к положениям гражданского законодательства, исходно определяющего имущественные и неимущественные права. К последним относятся нематериальные блага, предусмотренные ч. 1 ст. 150 ГК РФ: жизнь и здоровье, достоинство личности, личная неприкосновенность, честь и доброе имя, деловая репутация, неприкосновенность частной жизни, неприкосновенность жилища, личная и семейная тайна, свобода передвижения, свобода выбора места пребывания и жительства, имя гражданина, авторство, иные нематериальные блага, принадлежащие гражданину от рождения или в силу закона. Но поскольку в ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ имеется прямое указание на распространение информации, то очевидно ею предполагается, прежде всего, игнорирование требований о прекращении распространения информации или опровержения таковой, касающейся чести, достоинства, деловой репутации, частной жизни, личной и семейной тайны. Гражданско-правовые инструменты для защиты перечисленных видов информации и соответствующих прав граждан регламентированы ст. 152 и ст. 1522 ГК РФ. Этими правовыми нормами предусмотрена возможность запрещения по судебному решению распространения такой информации и (или) опровержения ложных сведений.

Таким образом, уголовно-правовая норма, сформулированная в ч. 1 ст. 315 УК РФ, призвана охранять не любые правоотношения, возникающие по поводу обязательности исполнения судебного постановления, а лишь такие, которые связаны с исполнением судебных постановлений, защищающих честь, достоинство, деловую репутацию, а равно частную жизнь. Нематериальные блага в виде деловой репутации могут принадлежать как гражданину, так и юридическому лицу (п. 11 ст. 152 ГК РФ).

На основании изложенного непосредственный объект состава преступления, закреплённого ч. 1 ст. 315 УК РФ, образуют общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением обязательности исполнения судебных постановлений о защите чести, достоинства, деловой репутации, а равно частной жизни лица.

С объективной стороны состав преступления, предусмотренный ч. 1 ст. 315 УК РФ, тождественен таковой в традиционном составе неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта (ч. 2 ст. 315 УК РФ) и выражается в злостном неисполнении судебного постановления либо в воспрепятствовании его исполнению.

В теории уголовного права преобладает точка зрения о том, что злостность при неисполнении судебных постановлений подразумевает невыполнение каких-либо обязанностей после письменного предостережения о недопустимости повторения или продолжения нарушения установленного судом порядка в отношении определённых правоотношений .

В этой связи возникает закономерный вопрос о понимании злостности в структуре объективной стороны исследуемого состава преступления. Дело в том, что, исходя из положений законодательства об исполнительном производстве, к моменту привлечения лица к административной ответственности по ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ он уже трижды предупреждается об обязанности исполнения соответствующего судебного постановления. Следовательно, либо законодатель указывает на то, что изложенное количество предупреждений уже подразумевает злостность неисполнения судебного постановления, либо требуется установление ещё каких-либо дополнительных признаков, свидетельствующих о таком поведении виновного. При этом, думается, что к числу таких дополнительных признаков может быть отнесено только продолжение игнорирования требований судебных приставов-исполнителей. Но это, на наш взгляд, было бы несколько абсурдным, так как трёхкратного предупреждения более чем достаточно для констатации целеустремлённого намерения лица не исполнять судебное постановление. Поэтому считаем, что признак злостности в диспозиции ч. 1 ст. 315 УК РФ фактически раскрывается через ссылку на применение к лицу наказания за совершение административного правонарушения, предусмотренного ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ.

По законодательной конструкции объективная сторона состава преступления, регламентированного ч. 1 ст. 315 УК РФ, имеет формальный характер – преступление окончено с момента назначения лицу административного наказания по ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ и продолжения неисполнения судебного постановления.

Важной особенностью состава неисполнения судебного постановления о защите чести, достоинства, деловой репутации, а равно частной жизни лица, в сравнении с общественно опасным деянием, запрещённым ч. 2 ст. 315 УК РФ, являются признаки субъекта. Если субъектом злостного неисполнения судебного постановления, предусмотренного ч. 2 ст. 315 УК РФ, выступает только лицо, наделённое специальными должностными (служебными) полномочиями, то субъект неисполнения судебного постановления о прекращении распространения информации и (или) об опровержении ранее распространённой информации общий – любое вменяемое физическое лицо, достигшее шестнадцатилетнего возраста, подвергнутое административному наказанию по ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ.

Анализ уголовно-правовых норм, предусмотренных ч. 1 и ч. 2 ст. 315 УК РФ, позволяет предположить, что они могут находиться, условно говоря, в перекрёстной конкуренции. В норме, закреплённой ч. 1 ст. 315 УК РФ, уточнены признаки объекта преступления, а в ч. 2 ст. 315 УК РФ – субъекта.

Вместе с тем сравнение санкций названных норм уголовного закона позволяет утверждать, что неисполнение представителем власти, государственным служащим, муниципальным служащим, а также служащим государственного или муниципального учреждения, коммерческой или иной организации судебного постановления о прекращении распространения информации и (или) об опровержении ранее распространённой информации не может быть квалифицировано по ч. 1 ст. 315 УК РФ, так как по ч. 2 этой статьи предусмотрено более строгое наказание. Поэтому в этой ситуации применению подлежит ч. 2 ст. 315 УК РФ как специальная норма по отношению к ч. 1 ст. 315 УК РФ.

Таким образом, законодателем дифференцирована уголовная ответственность за неисполнение судебного постановления о прекращении распространения информации и (или) об опровержении ранее распространённой информации в зависимости от признаков субъекта совершённого преступления. При этом квалификация по ч. 2 ст. 315 УК РФ возможна, как при наличии, так и при отсутствии административного наказания по ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ, применённого в отношении виновного.

Получается, что состав преступления, предусмотренный ч. 2 ст. 315 УК РФ, несмотря на существенную схожесть с ч. 1 ст. 315 УК РФ, является самостоятельным, не образует квалифицированный вид. Поэтому его элементы и признаки требуют определённого уточнения. Так, непосредственный объект преступления, запрещённого ч. 2 ст. 315 УК РФ, образуют общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением обязательности исполнения любых судебных постановлений.

В уголовно-правовой литературе поднимается вопрос о круге судебных постановлений, неисполнение которых может влечь ответственность по ст. 315 УК РФ. При этом высказывается мысль, согласно которой неисполнение актов Конституционного Суда РФ, конституционных (уставных) судов субъектов РФ не является наказуемым по ст. 315 УК РФ . 

Противником такой точки зрения является, например, М.А. Князьков, который ссылается на законодательное положение об ответственности за неисполнение постановлений Конституционного Суда РФ .

На наш взгляд, какие-либо теоретические сомнения относительно того, обеспечивается ли ч. 2 ст. 315 УК РФ обязательность постановлений Конституционного Суда РФ и Конституционных (уставных) судов РФ, абсолютно беспочвенны. Часть 3 ст. 1 Федерального конституционного закона «О судебной системе Российской Федерации» прямо указывает на конституционное производство как один из способов осуществления судебной власти в России. В свою очередь, в ст. 4 данного Закона конституционные и уставные суды прямо названы в числе судов РФ без каких-либо ограничений и оговорок . Согласно ст. 6 Федерального конституционного закона «О Конституционном Суде Российской Федерации», «решения Конституционного Суда Российской Федерации обязательны на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений» .

В тексте диспозиции ч. 2 ст. 315 УК РФ законодатель также указывает на судебные постановления различных видов безотносительно уровня и ветви суда.

Таким образом, уголовно-правовой нормой, регламентированной ч. 2 ст. 315 УК РФ обеспечивается охрана постановлений любых судов, предусмотренных законодательством о судебной системе в РФ. С данным выводом согласилось 72 % практикующих юристов, опрошенных в ходе проведённого нами исследования.

В юридической литературе предпринимаются попытки ограничения круга судебных постановлений, подпадающих под действие ч. 2 ст. 315 УК РФ, и по основаниям, не связанным с видом суда, издавшего соответствующий акт. Так, по мнению М.А. Князькова, из числа судебных актов, в смысле ст. 315 УК РФ должны быть изъяты «1) принимаемые судебными органами решения, не связанные непосредственно с осуществлением их основной деятельности (решения советов судей, решения квалификационных коллегий и т.п.); 2) судебные акты, носящие вспомогательный характер, создающие предпосылки для отправления правосудия, в том числе обращения суда» .

Как пишет Е.А. Летягина, «уголовная ответственность по ст. 315 УК РФ наступает за неисполнение вступивших в законную силу судебных актов, которыми дело разрешается по существу (приговоры по уголовным делам, решения по гражданским делам, постановления по административным делам, решения, постановления арбитражных судов)» .

При этом подобные тезисы могут быть подвергнуты критике. Решения, например, квалификационных коллегий судов, советов судей, конечно же, не обладают признаками судебного постановления. Объясняется это тем, что такого рода акты исходят не от имени суда, а от имени органов судейского сообщества .

Нельзя согласиться и с утверждением о том, что ч. 2 ст. 315 УК РФ предоставляется уголовно-правовая охрана только тем постановлениям, которыми дело разрешается по существу. И хотя на практике в подавляющем большинстве случаев квалификация по ч. 2 ст. 315 УК РФ действительно связана с итоговыми судебными постановлениями, какие-либо юридические основания для подобных утверждений отсутствуют. Более того, не сложно смоделировать ситуацию, когда промежуточные судебные постановления тоже будут нуждаться в правовой охране, в том числе и уголовно-правовыми средствами. Например, речь может вестись о мерах обеспечения, которые не всегда и не обязательно связаны с арестами имущества.

М.А. Князьков приходит к выводу, что «действе ст. 315 УК РФ должно распространяться не только на акты судов, входящих в судебную систему Российской Федерации, но и на акты иных судебных органов, общеобязательность которых признана в соответствии с законом указанными судами или вступившими в законную силу на территории России международными договорами» . Представляется, что этот вывод соответствует нормам международного права . При этом эффективность реализации данных деклараций, на наш взгляд, является сомнительной.

В отличие от ч. 1 ст. 315 УК РФ, злостность в общем составе неисполнения судебного постановления не связана с административной преюдицией. И это понятие здесь является оценочным. 

Как выше нами отмечалось, рассуждая о злостности неисполнения судебных актов, как обязательном признаке состава изучаемого преступления, многие авторы ссылаются на то, что для её констатации достаточно хотя бы однократного письменного предупреждения, проигнорированного виновным . Хотя практика больше склоняется к наличию нескольких предупреждений для констатации злостности неисполнения судебного постановления.

Так, «Г. признан судом виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 315 УК РФ, которое совершено им при следующих обстоятельствах. Г., являясь генеральным директором ООО, как представитель юридического лица, являясь служащим коммерческой организации, на основании устава ООО осуществляющий единоличное руководство текущей деятельностью Общества и обязанный в своей деятельности соблюдать требования действующего законодательства, на основании судебного решения Арбитражного суда Ямало-Ненецкого автономного округа от по гражданскому делу, и на основании исполнительного листа серии, обязан выплатить в пользу ЗАО [!!! В соответствие с ФЗ-99 от 05.05.2014 данная форма заменена на непубличное акционерное общество] сумму основного долга в размере 3 441 911 рублей 40 копеек и расходы по уплате госпошлины в сумме 10 000 рублей, а всего: 3 451 911 рублей 40 копеек.

Исполнительный лист серии был предъявлен на принудительное исполнение в отдел судебных приставов по г. Ханты-Мансийску и Ханты-Мансийскому району УФССП России по ХМАО-Югре, на основании которого судебным приставом-исполнителем было возбуждено исполнительное производство в отношении Общества. Копия постановления о возбуждении исполнительного производства поступила в Общество.

Генеральный директор ООО Г., как представитель юридического лица, являясь служащим коммерческой организации, судебным приставом-исполнителем был лично под роспись предупрежден о возбуждении вышеуказанного исполнительного производства, о необходимости исполнения вышеуказанного судебного решения Арбитражного суда Ямало-Ненецкого автономного округа, а также об уголовной ответственности по ст. 315 УК РФ.

С момента возбуждения исполнительного производства Г. в течение длительного времени, несмотря на неоднократные предупреждения об уголовной ответственности, в том числе по ст. 315 УК РФ, умышленно, злостно не исполняет судебное решение Арбитражного суда Ямало-Ненецкого автономного округа» .

Субъектом состава злостного неисполнения судебного постановления является представитель власти, государственный служащий, муниципальный служащий, а также служащий государственного или муниципального учреждения, коммерческой или иной организации. Вместе с тем в юридической литературе ведутся дискуссии относительно понимания признаков субъекта воспрепятствования исполнению судебного постановления (ч. 2 ст. 315 УК РФ). Так, по мнению М.А. Князькова, субъектом преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 315 УК РФ, может быть любое вменяемое физическое лицо, достигшее шестнадцатилетнего возраста, то есть данный автор считает, что субъект этого преступления общий .

В свою очередь, например, Е.А. Летягина утверждает, что субъектом воспрепятствования исполнению судебного постановления может быть только лицо, наделённое служебными полномочиями, названными в диспозиции ч. 2 ст. 315 УК РФ .

По нашему мнению, права в данном случае Е.А. Летягина, поскольку формулировка «а равно» в данном случае подразумевает отождествление деяния, но с последующими оговорками. Суть этих оговорок заключается в том, что наказывается равным образом как неисполнение судебного постановления, так и воспрепятствование его исполнению. И это отождествление предполагает одинаковую категорию субъекта преступления. Хотя, следует признать, что существующая конструкция диспозиции ч. 2 ст. 315 УК РФ может быть усовершенствована за счёт исключения оснований для потенциального разноречивого толкования.

Таким образом, субъект преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 315 УК РФ, в том числе и в форме воспрепятствования исполнению судебного постановления, специальный – им может выступать исключительно представитель власти, государственный служащий, муниципальный служащий, а также служащий государственного или муниципального учреждения, коммерческой или иной организации. Аналогичное мнение высказали 76 % опрошенных в ходе проведённого нами исследования респондентов.

Стоит подчеркнуть, что, в силу буквального толкования уголовного закона, субъектом данного преступления не может быть признан, в том числе и индивидуальный предприниматель либо его работники.

В уголовно-правовой литературе отмечается, что судебный пристав не является субъектом преступления, запрещённого ч. 2 ст. 315 УК РФ. Например, А.Н. Оленьчева по этому поводу отмечает, что «судебный пристав-исполнитель не заменяет должника в исполнительном производстве, не освобождает должника от присущей только ему обязанности по исполнению судебного акта. Он осуществляет свою деятельность, прежде всего, с целью побуждения должника к своевременному и правильному исполнению» .

И хотя уголовный закон прямо таких ограничений не предусматривает, но такое утверждение представляется весьма логичным. Нарушения по службе, совершаемые судебным приставом-исполнителем, при наличии необходимых признаков могут быть квалифицированы как должностные преступления.

С субъективной стороны данное преступление характеризуется умышленной формой вины. Ввиду формальной конструкции объективной стороны состава преступления, регламентированного ч. 2 ст. 315 УК РФ, умысел допускается только прямой. Мотивы и цели неисполнения судебного постановления квалифицирующим значением не обладают.

На основании изложенного представляется целесообразным сделать следующие основные выводы:

1)  непосредственный объект состава преступления, закреплённого ч. 1 ст. 315 УК РФ, образуют общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением обязательности исполнения судебных постановлений о защите чести, достоинства, деловой репутации, а равно частной жизни лица;

2) признак злостности в диспозиции ч. 1 ст. 315 УК РФ фактически раскрывается через ссылку на применение к лицу наказания за совершение административного правонарушения, предусмотренного ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ. По законодательной конструкции объективная сторона состава преступления, регламентированного ч. 1 ст. 315 УК РФ, имеет формальный характер – преступление окончено с момента назначения лицу административного наказания по ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ и продолжения неисполнения судебного постановления;

3) субъектом злостного неисполнения судебного постановления, предусмотренного ч. 2 ст. 315 УК РФ, выступает только лицо, наделённое специальными должностными (служебными) полномочиями. Субъект неисполнения судебного постановления о прекращении распространения информации и (или) об опровержении ранее распространённой информации общий – любое вменяемое физическое лицо, достигшее шестнадцатилетнего возраста, подвергнутое административному наказанию по ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ;

4) законодателем дифференцирована уголовная ответственность за неисполнение судебного постановления о прекращении распространения информации и (или) об опровержении ранее распространённой информации в зависимости от признаков субъекта совершённого преступления. При этом квалификация по ч. 2 ст. 315 УК РФ возможна, как при наличии, так и при отсутствии административного наказания по ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ, применённого в отношении виновного;

5) уголовно-правовой нормой, регламентированной ч. 2 ст. 315 УК РФ обеспечивается охрана постановлений любых судов, предусмотренных законодательством о судебной системе в РФ;

6) состав преступления, предусмотренный ч. 2 ст. 315 УК РФ, образует неисполнение любого судебного постановления, вступившего в законную силу. При этом обязательность исполнения постановлений советов судей, квалификационных коллегий судей не охраняется ч. 2 ст. 315 УК РФ, так как подобные акты исходят не от суда, а от органов судейского сообщества;

7) субъект преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 315 УК РФ, в том числе и в форме воспрепятствования исполнению судебного постановления, специальный – им может выступать исключительно представитель власти, государственный служащий, муниципальный служащий, а также служащий государственного или муниципального учреждения, коммерческой или иной организации. Стоит подчеркнуть, что, в силу буквального толкования уголовного закона, субъектом данного преступления не может быть признан, в том числе и индивидуальный предприниматель либо его работники.

 

 

Заключение

 

Подводя итоги уголовно-правового исследования вопросов противодействия неисполнению судебного постановления, необходимо сделать следующие основные выводы:

1. Существующие нормативные предписания об обязательности судебных постановлений образуют целую систему. Их определённые предпосылки имеются в Основном законе РФ, регламентированы они на общеправовом уровне и на уровне отраслевого правового регулирования. Наличие такой системы норм об обязательности судебных постановлений не только свидетельствует о значимости этих общественных отношений, но и в определённой степени влияет на реальное исполнение данного принципа

Нормативные предписания об обязательности судебных постановлений обладают силой непосредственного действия. Закон не предусматривает каких-либо препятствий для прямого применения требования об обязательности судебного постановления. В разрезе обязательности исполнения судебные постановления обладают отдельными свойствами закона. При этом судебные постановления нередко превосходят по степени обязательности правоприменительные акты органов исполнительной власти. Более строгие санкции установлены за неисполнение судебных постановлений.

Обязательность исполнения судебных постановлений предопределяется как важностью разрешаемых вопросов, так и исключительной прерогативой судебной власти выступать в качестве арбитра в спорных ситуациях. При этом судом принимается независимое, властное и окончательное решение. Обязательность исполнения судебного постановления всеми участниками общественных отношений проявляется, в том числе в недопустимости каких-либо вариантов отказа от исполнения под любым предлогом, в том числе и формального характера.

Особые юридические свойства обязательности исполнения судебного постановления проявляются также в распространении данного принципа на органы судебной власти.

2. Выявлен достаточный для криминализации уровень общественной опасности преступлений, связанных с неисполнением судебных постановлений. Эти деяния посягают на один из ведущих принципов осуществления правосудия – обязательность исполнения судебных постановлений, что является фундаментальным обстоятельством, свидетельствующем об их общественной опасности.

Криминальное неисполнение судебного постановления связано с неразрешением в полной мере имеющегося правового конфликта, что создаёт почву для его продолжения или усугубления. Специфика общественной опасности данных преступлений предопределяется их отнесением в число общеправовых норм об обязательности судебных постановлений или в группу преступлений, выражающихся в неисполнении судебных постановлений в уголовно-правовой сфере. Первые нередко причиняют весомый материальный вред или создают угрозу его причинения, а также обладают потенциалом причинения иного вреда. Преступное неисполнение судебных постановлений в уголовно-правовой сфере, как правило, не влечёт прямого и непосредственного вреда, но создаёт угрозу дальнейшей преступной деятельности виновного.

3. Компаративное исследование зарубежного уголовного законодательства об ответственности за неисполнение судебного постановления позволило сделать следующие основные выводы:

1) неисполнение судебного постановления криминализовано в тех или иных объёмах в превалирующем большинстве изученных нами уголовных кодексов, что подтверждает широкое признание необходимости неукоснительного соблюдения принципа обязательности исполнения судебного постановления и уголовного преследования случаев отклонения от данного принципа;

2) в ходе проведённого сравнительно-правового исследования не выявлено ни одного уголовного закона, который бы не предусматривал ответственность за совершение побега. При этом в числе особенностей этого уголовно-правового запрета в различных национальных законодательствах целесообразно выделить следующие аспекты:

- в УК отдельных государств добровольное возвращение лица, совершившего побег, расценивается в качестве обстоятельства, освобождающего при определённых условиях от уголовной ответственности (УК Республики Таджикистан) или снижающего наказание (УК Турции);

- дифференциация уголовной ответственности в зависимости от типа места лишения свободы. В частности, установление облегчённой ответственности за самовольное оставление специальных пенитенциарных поселений (УК Республики Болгария);

- криминализация незаконных манипуляций с электронными устройствами слежения за перемещением человека, применяемыми в правоохранительных целях (УК Франции);

3) в отдельных странах осуществлена расширенная, в сравнении с российской, криминализация фактов неисполнения судебных постановлений в уголовно-правовой сфере. Например, в УК Республики Беларусь под уголовно-правовой запрет поставлено не только уклонение от отбывания ограничения свободы и лишения свободы, но и от иных видов наказания;

4) общие нормы об ответственности за неисполнение судебного постановления (аналоги ч. 2 ст. 315 УК РФ) зачастую характеризуются более широкой криминализацией деяний в этой сфере: отсутствует признак злостного неисполнения судебного постановления, не требуется наличия признаков специального субъекта (УК Азербайджанской Республики). В то же время нередко обозначенное преступление сконструировано с использованием административной преюдиции (УК Республики Молдова).

4. Непосредственным объектом состава незаконных действий в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации, являются общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением устанавливаемого судебным постановлением специального правового режима имущества. При этом состав преступления, предусмотренный ст. 312 УК РФ, не имеет в своей структуре какого-либо дополнительного объекта. В случае, если нарушение обозначенного правового режима имущества сопровождается его хищением, то содеянное подлежит квалификации по совокупности преступлений.

Опись имущества – это документ, составляемый при производстве ареста имущества, содержащий перечень имущества, подвергнутого аресту. В этой связи опись имущества не может существовать в отдельности от ареста имущества, а выступает исключительно в подчинённой роли. Более того, считаем наличие указания в законе на опись имущества избыточным, поскольку опись имущества не обладает правовым значением в отсутствие его ареста.

Имущество, подвергнутое арестам, налагаемыми налоговыми, а также иными административными органами, не может выступать предметом состава преступления, предусмотренного ст. 312 УК РФ. 

Сокрытие имущества подразумевает его утаивание от должностных лиц правоохранительных органов или судебных приставов. Присвоение имущества, предусмотренное ч. 2 ст. 312 УК РФ, не следует понимать в смысле преступления, предусмотренного ст. 160 УК РФ (Присвоение или растрата). Имущество, подлежащее конфискации по приговору суда, может и не вверяться кому-либо. Например, когда речь ведётся о доходах, добытых преступным путём, об имуществе, выступавшем орудием или средством совершения преступления. Представляется, что присвоение в данном случае подразумевает в большей степени противоправное обращение в свою пользу безхозяйного имущества. Ведь, нередко имущество, подлежащее конфискации, не имеет законного собственника и не может его иметь ввиду его незаконного происхождения.

Уклонение от исполнения вступившего в законную силу приговора суда о назначении конфискации имущества означает препятствование обращению соответствующего имущества в доход государства. Такое препятствование может приобретать самые разнообразные формы, но их конкретное содержание не обладает квалифицирующим значением.

Субъект осуществления банковских операций с арестованными денежными средствами является специальным – им может быть исключительно служащий кредитной организации. Очевидно, что законодателем в этом случае подразумевается не абсолютно любой служащий, а именно такое лицо, которое использует свои служебные полномочия для совершения незаконных банковских операций с арестованными денежными средствами.

Содеянное судебным приставом-исполнителем может быть квалифицировано по ч. 2 ст. 312 УК РФ только в том случае, если им для совершения преступления не использовалось своё служебное положение и его поведение не образует признаков состава злоупотребления или превышения должностных полномочий. При наличии признаков преступлений, регламентированных ст. 285 или 286 УК РФ, содеянное подлежит квалификации только по этим нормам, без совокупности с ч. 2 ст. 312 УК РФ.

5. Непосредственный объект состава преступления, предусмотренного ст. 313 УК РФ образуют общественные отношения, складывающиеся по поводу обеспечения специального правового статуса лица, подвергнутого в соответствии с судебным постановлением мерам государственного принуждения, связанным с лишением свободы.

До момента составления протокола о задержании в порядке ст. 91 УПК РФ, согласно уголовно-процессуального законодательства, лицо не может считаться находящимся под стражей в смысле ст. 313 УК РФ. 

Законодательная конструкция объективной стороны состава побега не позволяет отнести данное преступление к числу длящихся. Моментом его окончания выступает момент оставления места заключения (содержания под стражей). Дальнейшее поведение виновного лица не влияет на квалификацию содеянного по ст. 313 УК РФ.

Субъект состава преступления, предусмотренного ст. 313 УК РФ, специальный – им может быть исключительно лицо, подвергнутое уголовно-процессуальным мерам принуждения в виде задержания или заключения под стражу, а равно лицо, отбывающее наказание в виде лишения свободы.

6. Непосредственным объектом преступлений, сформулированных в ст. 314 УК РФ, выступают общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением обязательности исполнения судебных постановлений об ограничении свободы в качестве дополнительного наказания, о лишении свободы или о принудительных мерах медицинского характера, применяемых к лицу после отбытия наказания.

Уклонение от применения принудительных мер медицинского характера в ч. 3 ст. 314 УК РФ подразумевает неявку к врачу-психиатру для постановки на учёт, неявку на периодические приёмы, назначенные лечащим врачом, игнорирование рекомендаций врача в части назначенного им лечения. При этом стоит подчеркнуть, что ввиду отсутствия в ч. 3 ст. 314 УК РФ признака злостности, любое и даже однократное нарушение образует состав данного преступления.

Субъект каждого из преступлений, предусмотренных ст. 314 УК РФ, специальный. В ч. 1 и ч. 2 ст. 314 – это лица, которым по приговору суда назначено ограничение свободы в качестве дополнительного наказания или, соответственно, лишение свободы. В ч. 3 ст. 314 УК РФ субъектом преступления может быть только лицо, страдающее расстройством сексуального предпочтения (педофилией), не исключающим вменяемости.

7. Непосредственный объект преступления, запрещённого ст. 3141 УК РФ, образуют общественные отношения, возникающие по поводу обеспечения устанавливаемого судебным постановлением специального правового режима административного надзора. При этом состав изучаемого преступления не имеет в своей структуре какой-либо дополнительный непосредственный объект.

Признак сопряжённости в составе преступления, предусмотренном ч. 2 ст. 3141 УК РФ, необходимо понимать в смысле объединённости, не требующей буквальной одновременности. Например, достаточно, чтобы в течение одного года лицо было дважды привлечено к административной ответственности за несоблюдение административных ограничений, вновь допустило такой поступок и при всём этом совершило хотя бы одно из административных правонарушений, перечисленных в ч. 2 ст. 3141 УК РФ.

8. Непосредственный объект состава преступления, закреплённого ч. 1 ст. 315 УК РФ, образуют общественные отношения, складывающиеся в связи с обеспечением обязательности исполнения судебных постановлений о защите чести, достоинства, деловой репутации, а равно частной жизни лица.

Признак злостности в диспозиции ч. 1 ст. 315 УК РФ фактически раскрывается через ссылку на применение к лицу наказания за совершение административного правонарушения, предусмотренного ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ. По законодательной конструкции объективная сторона состава преступления, регламентированного ч. 1 ст. 315 УК РФ, имеет формальный характер – преступление окончено с момента назначения лицу административного наказания по ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ и продолжения неисполнения судебного постановления.

Субъектом злостного неисполнения судебного постановления, предусмотренного ч. 2 ст. 315 УК РФ, выступает только лицо, наделённое специальными должностными (служебными) полномочиями. Субъект неисполнения судебного постановления о прекращении распространения информации и (или) об опровержении ранее распространённой информации общий – любое вменяемое физическое лицо, достигшее шестнадцатилетнего возраста, подвергнутое административному наказанию по ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ.

Законодателем дифференцирована уголовная ответственность за неисполнение судебного постановления о прекращении распространения информации и (или) об опровержении ранее распространённой информации в зависимости от признаков субъекта совершённого преступления. При этом квалификация по ч. 2 ст. 315 УК РФ возможна, как при наличии, так и при отсутствии административного наказания по ч. 4 ст. 17.15 КоАП РФ, применённого в отношении виновного.

Уголовно-правовой нормой, регламентированной ч. 2 ст. 315 УК РФ обеспечивается охрана постановлений любых судов, предусмотренных законодательством о судебной системе в РФ.

Состав преступления, предусмотренный ч. 2 ст. 315 УК РФ, образует неисполнение любого судебного постановления, вступившего в законную силу. При этом обязательность исполнения постановлений советов судей, квалификационных коллегий судей не охраняется ч. 2 ст. 315 УК РФ, так как подобные акты исходят не от суда, а от органов судейского сообщества.

Субъект преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 315 УК РФ, в том числе и в форме воспрепятствования исполнению судебного постановления, специальный – им может выступать исключительно представитель власти, государственный служащий, муниципальный служащий, а также служащий государственного или муниципального учреждения, коммерческой или иной организации. Стоит подчеркнуть, что, в силу буквального толкования уголовного закона, субъектом данного преступления не может быть признан, в том числе и индивидуальный предприниматель либо его работники.

 

Список литературы

 

I. Нормативные акты

1. Конституция РФ. – М., 2020.

2. Уголовный кодекс РФ. – М., 2020.

3. Гражданский кодекс РФ. – М., 2020.

4. Гражданско-процессуальный кодекс РФ. – М., 2020.

5. Уголовно-процессуальный кодекс РФ. – М., 2020.

6. Арбитражно-процессуальный кодекс РФ. – М., 2020.

7. Кодекс РФ об административных правонарушениях. – М., 2020.

8. Кодекс административного судопроизводства РФ. – М., 2020.

9. Венская декларация о преступности и правосудии: ответы на вызовы XXI века // Официальный сайт ООН / URL: https://undocs.org/ru/A/CONF.187/4/Rev.3 (дата обращения 10.02.2019).

10. Декларация ООН о преступности и общественной безопасности 1996 г. // Официальный сайт ООН / URL: https://undocs.org/ru/A/RES/51/60 (дата обращения 10.02.2019).

11. Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам (Заключена в г. Минске 22.01.1993) // Бюллетень международных договоров. – 1995. – № 2.

12. Конвенция Организации Объединенных Наций о признании и приведении в исполнение иностранных арбитражных решений (Заключена в г. Нью-Йорке в 1958 г.) // Вестник ВАС РФ. – 1993. – № 8. 

13. Федеральный конституционный закон от 07.02.2011 № 1-ФКЗ «О судах общей юрисдикции в Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. – 14.02.2011. – № 7. – Ст. 898. (ред. от 06.03.2019).

14. Федеральный конституционный закон от 21.07.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. – 25.07.1994. – № 13. – Ст. 1447. (ред. от 29.07.2018).

15. Федеральный конституционный закон от 28.04.1995 № 1-ФКЗ «Об арбитражных судах в Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. – 01.05.1995. – № 18. – Ст. 1589. (ред. от 18.07.2019).

16. Федеральный конституционный закон от 31.12.1996 № 1-ФКЗ «О судебной системе Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. – 06.01.1997. – № 1. – Ст. 1. (ред. от 30.10.2018).

17. Федеральный закон от 02.10.2007 № 229-ФЗ «Об исполнительном производстве» // Собрание законодательства РФ. – 08.10.2007. – № 41. – Ст. 4849 (ред. от 02.12.2019).

18. Федеральный закон от 02.12.1990 № 395-1 «О банках и банковской деятельности» // Собрание законодательства РФ. – 05.02.1996. – № 6. – Ст. 492 (ред. от 27.12.2019).

19. Федеральный закон от 06.03.2006 № 35-ФЗ «О противодействии терроризму» // Собрание законодательства РФ. – 13.03.2006. – № 11. – Ст. 1146 (ред. от 18.04.2018, с изм. от 29.03.2019).

20. Федеральный закон от 06.04.2011 № 64-ФЗ «Об административном надзоре за лицами, освобождёнными из мест лишения свободы» // Собрание законодательства РФ. – 11.04.2011. – № 15. – Ст. 2037 (ред. от 29.07.2017).

21. Федеральный закон от 14.03.2002 № 30-ФЗ «Об органах судейского сообщества в Российской Федерации» // Собрание законодательства РФ. – 18.03.2002. – № 11. – Ст. 1022 (ред. от 26.07.2019).

 

II. Материалы судебной практики

22. Постановление Конституционного Суда РФ от 07.04.2015 № 7-П «По делу о проверке конституционности положений пунктов 1 и 2 статьи 1064 Гражданского кодекса Российской Федерации и пункта "а" части второй статьи 166 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина В.В. Кряжева» // Вестник Конституционного Суда РФ. – 2015. – № 4.

23. Постановление Конституционного Суда РФ от 10.02.2017 № 2-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 212.1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина И.И. Дадина» // Вестник Конституционного Суда РФ. – 2017. – № 2.

24. Постановление Конституционного Суда РФ от 27.06.2005 № 7-П «По делу о проверке конституционности положений частей второй и четвертой статьи 20, части шестой статьи 144, пункта 3 части первой статьи 145, части третьей статьи 318, частей первой и второй статьи 319 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросами Законодательного Собрания Республики Карелия и Октябрьского районного суда города Мурманска» // Собрание законодательства РФ. – 11.07.2005. – № 28. – Ст. 2904. 

25. Определение Конституционного Суда РФ от 11.10.2016 № 2164-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы граждан Еременко Тамары Александровны и Кривцова Евгения Валерьевича на нарушение их конституционных прав частью четвертой статьи 159 Уголовного кодекса Российской Федерации и статьей 42 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» // Вестник Конституционного Суда РФ. – 2017. – № 3.

26. Определение Конституционного Суда РФ от 15.01.2016 № 4-О «По жалобе гражданина Шефлера Юрия Викторовича на нарушение его конституционных прав пунктом 5 постановления Государственной Думы от 2 июля 2013 года № 2559-6 ГД "Об объявлении амнистии"» // Вестник Конституционного Суда РФ. – 2016. – № 3; 

27. Определение Конституционного Суда РФ от 26.10.2017 № 2257-О «Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Гафитулиной Таисии Ивановны на нарушение её конституционных прав пунктом 1 статьи 1 Федерального закона от 3 июля 2016 года N 323-ФЗ "О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации по вопросам совершенствования оснований и порядка освобождения от уголовной ответственности"» // Справочная правовая система «Консультант Плюс».

28. Определение Конституционного Суда РФ от 27.09.2016 № 1748-О «Об отказе в принятии к рассмотрению запроса группы депутатов Государственной Думы о проверке конституционности пункта 4 статьи 222 Гражданского кодекса Российской Федерации» // Справочная правовая система «Консультант Плюс».

29. Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 2 (2015) (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 26.06.2015) // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2015. – № 10.

30. Определение № 3-097-42 по делу Иванова и Владимирова / Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации за первый квартал 1998 года // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 1998. – № 9.

31. Определение № 73-АПУ14-8 / Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 1 (2014) (утв. Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 24.12.2014) // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2015. – № 3.

32. Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий» от 16.10.2009 № 19 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2009. – № 12.

33. Постановление Пленума Верховного Суда РФ «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» от 27.12.2007 № 51 // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2008. – № 2.

34. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.02.2012 № 1 «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2012. – № 4. (в ред. постановления Пленума Верховного Суда РФ от 03.11.2016 № 41).

35. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2013 № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2013. – № 9.

36. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 19.12.2003 № 23 «О судебном решении» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2004. – № 2. (ред. от 23.06.2015); Обзор судебной практики Верховного Суда Российской Федерации № 3 (2017) (утв. Президиумом Верховного Суда РФ 12.07.2017) // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2018. – № 9.

37. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 20.12.2011 № 21 «О практике применения судами законодательства об исполнении приговора» // Ведомости уголовно-исполнительной системы. – 2012. – № 3. (ред. от 18.12.2018)

38. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 24.05.2016 № 21 «О судебной практике по делам о преступлениях, предусмотренных статьей 3141 Уголовного кодекса Российской Федерации» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2016. – № 7.

39. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 26.11.2019 № 48 «О практике применения судами законодательства об ответственности за налоговые преступления» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2020. – № 1.

40. Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 30.11.2017 № 48 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» // Бюллетень Верховного Суда РФ. – 2018. – № 2.

41. Постановление Президиума Московского областного суда от 20.08.2014 № 517 по делу № 44у-250/2014 // Справочная правовая система «Консультант Плюс».

42. Постановление Мариинского городского суда Кемеровской области от 19.02.2018 по уголовному делу № 1-36/2018 / Официальный сайт Мариинского городского суда Кемеровской области / URL: https://mariinsky.kmr.sudrf.ru (дата обращения 11.11.2019).

43. Приговор Ленинского районного суда г. Курска от 22.02.2019 по уголовному делу № 1-67/2019 / Официальный сайт Ленинского районного суда г. Курска / URL: https://lensud.krs.sudrf.ru/ (дата обращения 14.01.2020).

44. Приговор Ленинского районного суда г. Пензы от 26.01.2018 по уголовному делу № 1-8/2018 / Официальный сайт Ленинского районного суда г. Пензы / URL: https://leninsky.pnz.sudrf.ru/ (дата обращения 04.11.2019).

45. Приговор Новокузнецкого районного суда Кемеровской области от 18 марта 2020 г. по уголовному делу № 1-11/2020 / Официальный сайт Новокузнецкого районного суда Кемеровской области / URL: https://novokuznecky.kmr.sudrf.ru/ (дата обращения 28.04.2020).

46. Приговор Новооскольского районного суда Белгородской области от 17.02.2020 по уголовному делу № 1-10/2020 / Официальный сайт Новооскольского районного суда Белгородской области / URL: https://novooskolsky--blg.sudrf.ru/ (дата обращения 29.02.2020).

47. Приговор Омского районного суда Омской области от 14.01.2019 по уголовному делу № 1-2/2019/ Официальный сайт Омского районного суда Омской области / URL: https://omskiycourt.oms.sudrf.ru/ (дата обращения 14.12.2019).

48. Приговор Провиденского районного суда Чукотского автономного округа от 20.01.2020 по уголовному делу № 1-3/2020/ Официальный сайт Провиденского районного суда Чукотского автономного округа / URL: https://providensky.chao.sudrf.ru (дата обращения 11.02.2020).

49. Приговор Сысольского районного суда Республики Коми от 17 марта 2020 г. по уголовному делу № 1-17/2020 / Официальный сайт Сысольского районного суда Республики Коми / URL: https://sysola.komi.sudrf.ru (дата обращения 29.04.2020).

50. Приговор Тоцкого районного суда Оренбургской области от 24.01.2018 по уголовному делу № 1-6/2018 / Официальный сайт Тоцкого районного суда Оренбургской области / URL: https://totsky.orb.sudrf.ru/ (дата обращения 10.11.2019).

51. Приговор Ханты-Мансийского районного суда Ханты-Мансийского автономного округа-Югра от 20.02.2018 по уголовному делу № 1-17/2018 / Официальный сайт Ханты-Мансийского районного суда Ханты-Мансийского автономного округа-Югра / URL: https://hmray.hmao.sudrf.ru/ (дата обращения 19.03.2020).

52. Приговор Целинного районного суда Республики Калмыкия от 13 марта 2020 г. по уголовному делу № 1-19/2020 / Официальный сайт Целинного районного суда Республики Калмыкия / URL: https://celinny.kalm.sudrf.ru (дата обращения 10.05.2020).

 

II. Монографии, учебники и иная учебная литература

53. Андриенко В.А., Лесниченко И.П., Пудовочкин Ю.Е., Разумов П.В. Уголовная ответственность: понятие, проблемы реализации и половозрастной дифференциации / Под науч. ред. Ю.Е. Пудовочкина, с предисловием д.ю.н., проф., заслуж. деятеля науки РФ М.М. Бабаева. – М.: Издательство «Юрлитинформ», 2006. – 384 с.

54. Баглай М.В. Конституционное право Российской Федерации: учебник. – 6-е изд., изм. и доп. – М.: Норма, 2007. – 784 с.

55. Благов Е.В. Преступления против государственной власти, военной службы, мира и безопасности государства: лекции. – М.: Юрлитинформ, 2011. – 200 с.

56. Благов Е.В. Применение уголовного права (теория и практика). – СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2004. – 505 с.

57. Босхолов С.С. Основы уголовной политики: Конституционный, криминологический, уголовно-правовой и информационный аспекты. Изд. 2-е, перераб. – М.: АО «Центр ЮрИнфоР», 2004. – 303 с.

58. Брайнин Я.М. Уголовный закон и его применение. – М., 1967. – 123 с.

59. Бриллиантов А.В., Косевич Н.Р. Настольная книга судьи: преступления против правосудия. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2008. – 560 с.

60. Бурчак Ф.Г. Учение о соучастии по советскому уголовному праву. – Киев, 1969. – 216 с.

61. Векленко С.В., Бавсун М.В., Фаткуллина М.Б. Вина и ответственность в уголовном праве: монография. – Омск: Омская академия МВД России, 2009. – 256 с.

62. Винокуров В.Н. Объект преступления: теория, законодательство, практика: монография. – М.: Издательство «Юрлитинформ», 2010. – 224 с.

63. Волженкин Б.В. Служебные преступления. – М., 2000. – 324 с.

64. Гаухман Л.Д. Квалификация преступлений: закон, теория, практика. 2-е изд., перераб. и дополн. – М.: АО «Центр ЮрИнфоР», 2003. – 448 с.

65. Герцензон А.А. Уголовное право: Часть Общая. – М., 1948. – 496 с.

66. Глистин В.К. проблема уголовно-правовой охраны общественных отношений. – Л., 1979. – 127 с.

67. Горелик А.С., Лобанова Л.В. Преступления против правосудия. – СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005. – 491 с.

68. Грошиков К.К. Социально значимая информация и ее уголовно-правовая охрана: монография. – М.: Юрлитинформ, 2011. – 144 с.

69. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. – М.: Рус. яз., 2002. – Т. 1: А-З. – 2002. – 699 с.

70. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка; В 4 т. – М.: Рус. яз., 2002. – Т. 3: П. – 2002. – 555 с.

71. Дерягин Г.Б. Криминальная сексология: курс лекций для юридических факультетов. – М., 2008. – 552 с.

72. Динека В.И. Преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы органов местного самоуправления: монография / Под ред. профессора Н.И. Ветрова. – М.: Юридический институт МВД России, 2000. – 250 с.

73. Друзин А.И. Воспрепятствование исполнению судебного акта. – Ульяновск: ФГУП ИПК «Ульяновский дом печати», 2001. – 124 с.

74. Егорова Н.А. Преступления против государственной власти, интересов государственной службы и службы в органах местного самоуправления: Лекция. – Волгоград: Волгогр. акад. МВД России, 2000. – 69 с.

75. Епифанова Е.В. Общественная опасность как научная категория, законодательная дефиниция: история и современность: монография. – М.: Юрлитинформ, 2012. – 152 с.

76. Есаков Г.А., Рарог А.И., Чучаев А.И. Настольная книга судьи по уголовным делам / Отв. ред. А.И. Рарог. – М.: Проспект, 2010. – 576 с.

77. Жалинский А.Э. Учебный комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. – М., 2005. – 1088 с.

78. Жариков Ю.С. Уголовно-правовое регулирование и механизм его реализации. – М.: ИД «Юриспруденция», 2009. – 216 с.

79. Закон об уголовном праве Израиля / Предисл., пер. с иврита: магистр права М. Дорфман; науч. ред. к.ю.н. Н.И. Мацнев. – СПб.: Изд-во Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2005. – 412 с.

80. Звечаровский И.Э. Ответственность в уголовном праве. – СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2009. – 100 с.

81. Звечаровский И.Э. Современное уголовное право России: понятие, принципы, политика. – СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2001. – 100 с.

82. Здравомыслов Б.В. Должностные преступления: понятие и квалификация. – М., 1975. – 168 с.

83. Ибрагимов М.А., Ображиев К.В. Нормативные акты иных отраслей права как источники уголовного права: монография. – Ставрополь: Сервисшкола, 2005. – 96 с.

84. Кадников Н.Г. Категории преступлений и проблемы уголовной ответственности: Учебное пособие. – М.: Книжный мир, 2005. – 83 с.

85. Кадников Н.Г. Квалификация преступлений и вопросы судебного толкования: Учебное пособие. – М., 2003. – 101 с.

86. Квалификация преступлений: учебное пособие / Под ред. д.ю.н., доц. К.В. Ображиева, д.ю.н., проф. Н.И. Пикурова. – М.: Изд-во «Юрлитинформ», 2016. – 87 с.

87. Кобликов А.С. Судебный приговор. – М., 1966. – 135 с.

88. Ковалев М.И., Васьков П.Т. Причинная связь в уголовном праве. – М., 1958. – 72 с.

89. Козлов А.П. Соучастие: традиции и реальность. – СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2002. – 362 с.

90. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации (постатейный) / под ред. А.В. Бриллиантова. – М.: Проспект, 2010. – 1392 с.

91. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. А.И. Рарог. – 9-е изд., перераб. и доп. – М.: Проспект, 2013. – 888 с.

92. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации: в 2 т., постатейный. – Том 2. – 2-е издание / под ред. А.В. Бриллиантова. – М.: Проспект, 2015. – 704 с.

93. Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации. В 4 т. Особенная часть. Т. 4. Разделы X – XII / отв. ред. В.М. Лебедев. – М.: Юрайт, 2017. – 278 с.

94. Корнеева А.В. Теоретические основы квалификации преступлений: учеб. пособие / Под ред. А.И. Рарога. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2007. – 176 с.

95. Кругликов Л.Л., Смирнова Л.Е. Унификация в уголовном праве. – СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2008. – 312 с.

96. Кругликов Л.Л., Васильевский А.В. Дифференциация ответственности в уголовном праве. – СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2002. – 300 с.

97. Крылова Н.Е., Серебрянникова А.В. Уголовное право зарубежных стран. – М., 1998. – 208 с.

98. Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Юрист, 2006. – 304 с.

99. Кудрявцев В.Н. Объективная сторона преступления. – М., 1960. – 244 с.

100. Кузнецова Н.Ф. Значение преступных последствий для уголовной ответственности. – М.: Госюриздат, 1958. – 68 с.

101. Кузнецова Н.Ф. Проблемы квалификации преступлений: Лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступлений» / Науч. ред. и предисл. академика В.Н. Кудрявцева. – М.: Издательский Дом «Городец», 2007. – 336 с.

102. Куринов Б.А. Научные основы квалификации преступлений. – М.: МГУ, 1976. – 182 с.

103. Курс российского уголовного права. Общая часть / Под ред. В.Н. Кудрявцева, А.В. Наумова. – М., 2001. – 569 с.

104. Курс уголовного права: Особенная часть / Под ред. Г.Н. Борзенкова, B.C. Комиссарова. – М.: ИКД «Зерцало-М», 2002. Т. 3. – 470 с.

105. Курс уголовного права: Особенная часть / Под ред. Г.Н. Борзенкова, B.C. Комиссарова. – М.: ИКД «Зерцало-М», 2002. Т. 5. – 512 с.

106. Кучеров И.И., Щукин А.В. Уголовная ответственность за сокрытие денежных средств и имущества, за счёт которого должно производиться взыскание налогов и сборов. – М.: ИД «Юриспруденция», 2006. – 119 с.

107. Лесниевски-Костарева Т.А. Дифференциация уголовной ответственности. Теория и законодательная практика. – 2-е изд., перераб. и доп. – М., 2000. – 178 с.

108. Лопашенко Н.А. Основы уголовно-правового воздействия: уголовное право, уголовный закон, уголовно-правовая политика. – СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2004. – 339 с.

109. Ляпунов Ю.И. Общественная опасность деяния как универсальная категория советского уголовного права. Учебное пособие. – М.: ВЮЗШ МВД СССР, 1989. – 118 с.

110. Марцев А.И., Вишнякова Н.В. Развитие учения об объекте преступления. – Омск, 2002. – 48 с.

111. Международное уголовное право: учебник для бакалавриата и магистратуры / А.В. Наумов, А.Г. Кибальник, В.Н. Орлов, П.В. Волосюк ; под редакцией А.В. Наумова, А.Г. Кибальника. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: Издательство Юрайт, 2017. – 444 с.

112. Михлин А.С. Последствия преступления. – М.: Юридическая литература, 1969. – 104 с.

113. Мшевиерадзе П.Я. Институт давности в советском уголовном праве. – Тбилиси, 1970. – 291 с.

114. Наумов А.В. Применение уголовно-правовых норм. – Волгоград: ВСШ МВД СССР, 1973. – 176 с.

115. Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть. Курс лекций. – М., 1996. – 560 с.

116. Ображиев К.В. Формальные (юридические) источники российского уголовного права: монография. – М.: Юрлитинформ, 2010. – 216 с.

117. Ожегов С.И. Словарь русского языка / Под общ. ред. проф. Л.И. Скворцова. – 24-е изд., испр. – М.: ООО «Издательство Оникс»: ООО «Издательство «Мир и Образование», 2007. – 640 с.

118. Основания отмены и изменения судебных решений по уголовным делам: Сборник определений и постановлений / [сост. В.А. Давыдов, В.В. Дорошков, А.С. Харламов]; под общ. ред. В.М. Лебедева. – М.: Норма, 2007. – 752 с.

119. Оценочные признаки в Уголовном кодексе Российской Федерации: научное и судебное толкование: научно-практическое пособие / Ю.И. Антонов, В.Б. Боровиков, А.В. Галахова и др.; под ред. А.В. Галаховой. – М.: Норма, 2014. – 736 с.

120. Павлов В.Г. Субъект преступления и уголовная ответственность: Монография. Серия «Учебники для вузов. Специальная литература». – СПб.: Издательство «Лань», Санкт-Петербургский университет МВД России, 2000. – 192 с.

121. Панько К.К. Методология и теория законодательной техники уголовного права России. – Воронеж, 2004. – 256 с.

122. Панько К.К. Теория и практика законотворчества в уголовном праве: монография. – М.: Юрлитинформ, 2011. – 312 с.

123. Пикуров Н.И. Комментарий к судебной практике квалификации преступлений на примере норм с бланкетными диспозициями. – М.: Издательство Юрайт, 2009. – 488 с.

124. Плохова В.И. Системное толкование норм Особенной части уголовного права: учеб. пособие. – М.: Юрлитинформ, 2011. – 320 с.

125. Преступления против правосудия / Под ред. канд. юрид. наук А.В. Галаховой. – М.: Норма, 2005. – 416 с.

126. Пудовочкин Ю.Е. Учение о преступлении: избранные лекции. 2-е изд., испр. и доп. – М.: Юрлитинформ, 2010. – 280 с.

127. Пудовочкин Ю.Е. Вопросы квалификации соучастия в преступлении в судебной практике. – М.: Российский государственный университет правосудия, 2017. – 238 с.

128. Пудовочкин Ю.Е. Учение о преступлении: избранные лекции. 2-е изд., испр. и доп. – М.: Юрлитинформ, 2010. – 280 с.

129. Пудовочкин Ю.Е. Учение о составе преступления: учебное пособие. – М.: Юрлитинформ, 2009. – 248 с.

130. Рарог А.И. Настольная книга судьи по квалификации преступлений: практ. пособие. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2006. – 224 с.

131. Российское уголовное право. В 2 т. Т. 2. Особенная часть: учебник / под ред. заслуженного деятеля науки Российской Федерации, д.ю.н., проф. Э.Ф. Побегайло. – М.: Илекса, 2008. – 752 с.

132. Сабитов Р.А. Теория и практика квалификации уголовно-правовых деяний: учебное пособие. – Челябинск: Челябинский юридический институт МВД РФ, 2005. – 158 с.

133. Савельева В.С. Основы квалификации преступлений: учеб. пособие. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2006. – 80 с.

134. Ситникова А.И. Законодательная текстология и ее применение в уголовном праве: монография. – М.: Юрлитинформ, 2010. – 232 с.

135. Скляров С.В. Вина и мотивы преступного поведения. – СПб.: Издательство Р. Асланова «Юридический центр Пресс», 2004. – 326 с.

136. Советское уголовное право. Общая часть. – М., 1977. – 543 с.

137. Современное уголовное право. Общая и Особенная части: учебник / под ред. проф. А.В. Наумова. – М.: Илекса, 2007. – 1040 с.

138. Соктоев З.Б. Причинность и объективная сторона преступления: монография. – М.: НОРМА, ИНФРА-М, 2015. – 256 с.

139. Соучастие в преступлении: проблемы квалификации и назначения наказания / Под ред. Ю.Е. Пудовочкина. – М.: РГУП, 2019. – 508 с.

140. Спасенников Б.А., Спасенников С.Б. Принудительные меры медицинского характера в уголовном праве России: монография. – М.: Юрлитинформ, 2012. – 192 с.

141. Судебная практика к Уголовному кодексу Российской Федерации / под общ. ред. В. М. Лебедева; науч. ред. С. В. Бородин. – 3-е изд., перераб. и доп. – М.: Юрайт, 2010. – 1253 с.

142. Судебная практика к Уголовному кодексу Российской Федерации / Сост. С.В. Бородин, А.И. Трусова; Под общ. ред. В.М. Лебедева. – М.: Спарк, 2001. – 1168 с.

143. Сулейманов Т.А., Павлухин А.Н., Эриашвили Н.Д. Механизм и формы реализации норм уголовного права: монография. – М.: ЮНИТИ-ДАНА: Закон и право, 2007. – 288 с.

144. Таганцев Н.С. Лекции по русскому уголовному праву. Общая часть, вып. II, 1888. – 974 с.

145. Таганцев Н.С. Русское уголовное право: лекции. Часть Общая: в 2 т. – М., 1994. – Т. 1. – 380 с.

146. Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции. Часть Общая. – Тула, 2001. – Т. 1. – 800 с.

147. Тельнов П.Ф. Ответственность за соучастие в преступлении. – М., 1974. – 208 с.

148. Тер-Акопов А.А. Преступление и проблемы нефизической причинности в уголовном праве. – М.: «ЮРКНИГА», 2003. – 478 с.

149. Трайнин А.Н. Избранные труды / Составление, вступительная статья докт. юрид. наук, профессора Н.Ф. Кузнецовой. – СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2004. – 898 с.

150. Уголовное право России. Общая и Особенная части: учебник / Под ред. д.ю.н., проф. В.К. Дуюнова. – М.: РИОР, 2008. – 651 с.

151. Уголовное право России. Части Общая и Особенная: учеб. / под ред. А.В. Бриллиантова. – М.: Проспект, 2008. – 1232 с.

152. Уголовное право России. Части Общая и Особенная: учебник / Под ред. А.И. Рарога. – 7-е изд., перераб. и доп. – М.: Проспект, 2012. – 728 с.

153. Уголовное право России. Части Общая и Особенная: учебник для бакалавров / Отв. ред. А.И. Рарог. – 2-е изд., перераб. и доп. – М.: Проспект, 2019. – 624 с.

154. Уголовное право. Актуальные проблемы теории и практики: сборник очерков / Под ред. В.В. Лунеева. – М.: Издательство Юрайт, 2010. – 779 с.

155. Уголовное право. Особенная часть: учебник для бакалавров / Под ред. А.И. Чучаева. – М.: Проспект, 2012. – 512 с.

156. Уголовный кодекс Азербайджанской Республики от 30 декабря 1999 г. № 787-IQ (с изменениями и дополнениями по состоянию на 09 июля 2019 г.) / Информационная система «ПАРАГРАФ» / URL: https://online.zakon.kz/ (дата обращения 20.12.2019).

157. Уголовный кодекс Голландии / Науч. ред. д.ю.н., заслуженный деятель науки РФ, проф. Б.В. Волженкин, пер. с англ. И.В. Мироновой. 2-е изд. – СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2001. – 510 с.

158. Уголовный кодекс Китайской Народной Республики / Официальный сайт Посольства Китайской Народной Республики в Российской Федерации // URL: https://ru.china-embassy.org/rus/zfhz/zgflyd/t1330730.htm (дата обращения 15.02.2020). 

159. Уголовный кодекс Кыргызской Республики от 02 февраля 2017 г. № 19 (с изменениями и дополнениями по состоянию на 03 апреля 2020 г.) / Информационная система «ПАРАГРАФ» / URL: https://online.zakon.kz/ (дата обращения 20.04.2020).

160. Уголовный кодекс Республики Беларусь от 9 июля 1999 г. № 275-З (с изменениями и дополнениями по состоянию на 11 ноября 2019 г.) / Информационная система «ПАРАГРАФ» / URL: https://online.zakon.kz/ (дата обращения 21.12.2019).

161. Уголовный кодекс Республики Болгария / Науч. ред. к.ю.н., проф. А.И. Лукашова. Перевод с болгарского Д.В. Милушева, А.И. Лукашова; вступ. статья Й.И. Айдарова. – СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2001. – 298 с.

162. Уголовный кодекс Республики Болгария / Официальный сайт БДИПЧ ОБСЕ // URL: https://www.legislationline.org/documents/section/ criminal-codes (дата обращения 02.02.2020).

163. Уголовный кодекс Республики Корея / Науч. ред. и предисловие д.ю.н., проф. А.И. Коробеева; перевод с корейского к.филол.наук В.В. Верхоляка. – СПб.: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2004. - 240 с.

164. Уголовный кодекс Республики Молдова от 18 апреля 2002 г. № 985-XV (с изменениями и дополнениями по состоянию на 12 марта 2020 г.) / Информационная система «ПАРАГРАФ» / URL: https://online.zakon.kz/ (дата обращения 18.04.2020).

165. Уголовный кодекс Республики Польша / Науч. ред. к.ю.н., доц. А.И. Лукашов, д.ю.н., проф. Н.Ф. Кузнецова; вступ. статья к.ю.н., доц. А.И. Лукашова, к.ю.н., проф. Э.А. Саркисовой; перевод с польского Д.А. Барилович. – СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2001. – 234 с.

166. Уголовный кодекс Республики Польша / Официальный сайт БДИПЧ ОБСЕ // URL: https://www.legislationline.org/documents/section/ criminal-codes (дата обращения 22.03.2020); 

167. Уголовный кодекс Республики Таджикистан от 21 мая 1998 г. № 574 (с изменениями и дополнениями по состоянию на 02 января 2020 г.) / Информационная система «ПАРАГРАФ» / URL: https://online.zakon.kz/ (дата обращения 11.02.2020).

168. Уголовный кодекс Республики Узбекистан от 22 сентября 1994 г. № 2012-XII (с изменениями и дополнениями по состоянию на 26 марта 2020 г.) / Информационная система «ПАРАГРАФ» / URL: https://online.zakon.kz/ (дата обращения 14.02.2020).

169. Уголовный кодекс Туркменистана от 12 июня 1997 г. № 222-I (с изменениями и дополнениями по состоянию на 30 ноября 2019 г.) / Информационная система «ПАРАГРАФ» / URL: https://online.zakon.kz/ (дата обращения 28.01.2020).

170. Уголовный кодекс Турции / Официальный сайт БДИПЧ ОБСЕ // URL: https://www.legislationline.org/documents/section/criminal-codes (дата обращения 30.01.2020).

171. Уголовный кодекс Турции / Предисловие к.ю.н., доц. Н. Сафарова и докт. права Х. Аджара. Науч. ред. и перевод с турецкого Н. Сафарова и Х. Бабаева. – СПб.: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2003. – 374 с.

172. Уголовный кодекс Федеративной Республики Германии / Науч. ред. и вступ. статья д.ю.н., проф. Д.А. Шестакова; предисловие доктора права Г.-Г. Йешека; перевод с немецкого Н.С. Рачковой. – СПб.: Изд-во «Юридический центр Пресс», 2003. – 524 с.

173. Уголовный кодекс Федеративной Республики Германии / Официальный сайт БДИПЧ ОБСЕ // URL: https://www.legislationline.org/documents/ section/criminal-codes (дата обращения 15.04.2020).

174. Уголовный кодекс Франции / Науч. редактирование к.ю.н., доц. Л.В. Головко, к.ю.н., доц. Н.Е. Крыловой; перевод с французского и предисловие к.ю.н., доц. Н.Е. Крыловой. – СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2002. – 650 с.

175. Флетчер Д., Наумов А.В. Основные концепции современного уголовного права. – М.: Юристъ, 1998. – 512 с.

176. Шаргородский М.Д. Избранные работы по уголовному праву. – СПб.: Издательство «Юридический центр Пресс», 2003. – 434 с.

177. Щепельков В.Ф. Уголовный закон: преодоление противоречий и неполноты. – М.: Издательство «Юрлитинформ», 2003. – 416 с.

178. Яни П.С. Экономические и служебные преступления. – М.: ЗАО [!!! В соответствие с ФЗ-99 от 05.05.2014 данная форма заменена на непубличное акционерное общество] «Бизнес-школа «Ител-синтез»», 1997. – 208 с. 

179. Яцеленко Б.В. Противоречия уголовно-правового регулирования: монография. – М.: Моск. юрид. ин-т, 1996. – 226 с.

III. Статьи

180. Анисимова И.А. Уклонение от административного надзора (ст. 314.1 УК РФ) // Актуальные проблемы уголовного права: сборник научных статей. – Барнаул, 2012. – С. 179-188.

181. Бавсун М.В., Вишнякова Н.В. Вопросы применения части 2 статьи 314¹ УК РФ // Законодательство и практика. – 2015. – 2015. – № 1. – С. 27-29.

182. Васина И.В. Общественная опасность уклонения от применения принудительных мер медицинского характера // Эпоха науки. – 2015. – № 4. – С. 154.

183. Гаухман Л.Д., Журавлев М.П. Законотворческие проблемы Уголовного кодекса Российской Федерации // Уголовное право. – 2015. – № 1. – С. 40-43.

184. Городнова О.Н. Оптимизация норм уголовного законодательства как цель обеспечения неотвратимости наказания и совершенствования исполнительного производства // Вестник Нижегородской академии МВД России. – 2011. – № 3. – С. 97.

185. Дворянсков И.В. Незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации // Материалы Всероссийской научно-практической конференции «Уголовно-исполнительная система: педагогика, психология и право». Томск, 19-20 апреля 2018 г. Под общей редакцией В.А. Уткина. – С. 116.

186. Дружинин А.В. Уклонение от административного надзора (ст. 314.1. УК РФ): анализ объекта преступления // Вестник экономической безопасности. – 2016. – № 3. – С. 297-300.

187. Друзин А. Диспозиция ст. 312 УК РФ требует уточнения // Законность. – 2002. – № 10. – С. 27.

188. Зыков В. Исчисление сроков давности привлечения к уголовной ответственности за длящиеся преступления // Советская юстиция. – 1968. – № 10. – С. 5-6.

189. Непранов Р.Г., Петрашева Н.В. Назад в будущее или Уголовный кодекс Российской Федерации 20 лет спустя // Юрист-правовед. – 2017. – № 1. – С. 41-46.

190. Ображиев К.В., Шуйский А.С. Уголовно-правовые нормы с двойной превенцией: понятие, сущность и виды // Законы России: опыт, анализ, практика. – 2009. – № 12. – С. 116-122.

191. Одинцова Л.Н. Вопросы привлечения к уголовной ответственности лиц, страдающих педофилией, не исключающей вменяемости, за уклонение от принудительных мер медицинского характера // Вестник Кузбасского института. – 2015. – № 4. – С. 67-74.

192. Рарог А.И. Сближение уголовно-правовых систем в эпоху глобализации // Криминологический журнал Байкальского государственного университета экономики и права. – 2015. – Т. 9. № 3. – С. 584-590.

193. Сабитов Т., Морозов М. Вывод по аналогии при квалификации преступлений // Уголовное право. – 2014. – № 2. – С. 63-68. 

194. Сасин А.А. Неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта как преступление против правосудия // Общество и право. – 2011. – № 4. – С. 183.

195. Тепляшин П., Летягина Е. Квалификация неисполнения приговора, иного решения суда по признаку злостности // Уголовное право. – 2008. – № 5. – С. 46;

196. Харьковский Д.А. Уголовно-правовая характеристика неисполнения приговора суда, решения суда или иного судебного акта // Юрист-правовед. – 2006. – № 4. – С. 90.

197. Эргашева З.Э. Неоднократность и сопряжённость как признаки состава преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 314.1 УК РФ // Криминалистъ. – 2016. – № 1 (18). – С. 116-119.

 

 

IV. Диссертации, авторефераты диссертаций

198. Басова Т.Б. Уголовная ответственность за должностные преступления: проблемы правотворчества и правоприменения в условиях административной реформы Российской Федерации: Дис. … докт. юрид. наук. – Владивосток, 2005. – 404 с.

199. Безверхов А.Г. Должностные (служебные) преступления и проступки: Дис. … канд. юрид. наук. – Казань, 1995. – 237 с.

200. Виноградов Д.Ю. Незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту (уголовно-правовая характеристика и вопросы квалификации): Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Тюмень, 2008. – 26 с.

201. Вороной В.В. Преступления, связанные с неисполнением судебного акта по гражданским делам: понятие, виды, проблемы законодательного описания (по материалам судебной практики Краснодарского края): Автореф. … дис. канд. юрид. наук. – Краснодар, 2009. – 21 с.

202. Гулый А.А. Уголовная ответственность за незаконные действия в отношении имущества, подвергнутого описи или аресту либо подлежащего конфискации: Дис. … канд. юрид. наук. – М., 2007. – 195 с.

203. Динека В.И. Ответственность за должностные преступления по уголовному праву России (уголовно-правовой и криминологический аспект): Дис. … докт. юрид. наук. – М., 2000. – 348 с.

204. Друзин А.И. Уголовно-правовое обеспечение реализации судебного акта: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – Казань, 2001. – 32 с.

205. Жуйков А.Л. Уголовная ответственность за побег из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи: Дис. … канд. юрид. наук. – Нижний Новгород, 2008. – 214 с.

206. Князьков М.А. Неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта (ст. 315 УК РФ): проблемы законодательной регламентации и правоприменения: Дис. … канд. юрид. наук. – Волгоград, 2007. – 221 с.

207. Кулешов Ю.И. Преступления против правосудия: проблемы теории, законотворчества и правоприменения: Дис. … докт. юрид. наук. – Владивосток, 2007. – 490 с.

208. Летягина Е.А. Уголовная ответственность за неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта: Дис. … канд. юрид. наук. – Красноярск, 2009. – 217 с.

209. Львович Е.В. Должностное злоупотребление: проблемы криминализации, квалификации и отграничения от правонарушений, не являющихся преступными: Дис. … канд. юрид. наук. – Саратов, 2004. – 199 с.

210. Оленьчева А.Н. Неисполнение приговора суда, решения суда или иного судебного акта: уголовно-правовая характеристика и проблемы квалификации: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 2011. – 30 с.

211. Румянцев О.Н. Уголовно-правовые и криминологические проблемы борьбы с неисполнением приговора суда и иных судебных решений: Дис. . канд. юрид. наук. – Волгоград, 2008. – 213 с.

212. Смиян А.Д. Побег из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи (уголовно-правовая и криминологическая характеристика): Дис. … канд. юрид наук. – СПб., 1997. – 237 с.

213. Харьковский Д.А. Уголовно-правовая характеристика неисполнения приговора суда, решения суда или иного судебного акта: Дис. … канд. юрид. наук. – Ростов-на-Дону, 2017. – 179 с.